рубеже по реке Березина от Бобруйска до Борисова в течение трёх последующих дней с 3-го по 5-е июля 1941-го года. Именно упорство советских войск на данном рубеже не позволит немецкому командованию с ходу захватить Смоленск, откуда открывался прямой выход фашистских армий к Москве. Я также знал, что через три дня немцы прекратят свои безуспешные попытки прорвать оборону сводного отряда 4-й армии, а перенесут свои удары на наши фланги и в стыки с соседними частями стрелковой дивизии полковника Крейзера. Они рассекут своими танковыми клиньями нашу оборону, в районе Бобруйска и Борисова прорвут фронт сразу в нескольких местах и устремятся к Могилёву. Мы будем вынуждены отходить с тяжёлыми боями вглубь своей территории, вырываясь из окружения. Однако я не мог всего этого рассказать Сталину по телефону, так как не было времени, да и кто бы мне поверил.
– Хорошо! – после некоторой паузы раздался в трубке голос Сталина, – я надеюсь на вас и ваш отряд, полковник Павлов! Вы не ослышались. С этой минуты вы принимаете командование сводным отрядом 4-й армии, а комдива Мартова мы, по-моему, рано освободили из лагеря?!
После этого в телефонной трубке раздались частые короткие гудки. Однако вопрос «рано или не рано освободили Мартова из лагеря» меня сейчас занимал менее всего. После разговора со Сталиным я пребывал в таком эмоциональном состоянии, что мне в тот миг не жалко было свою жизнь отдать за Него. Невольно на память пришли не помню кем написанные стихи: «Спасибо Вам, что в годы испытаний, Вы помогли нам выстоять в борьбе! Мы так Вам верили, товарищ Сталин, как может быть, не верили себе!» Я даже не заметил, как вполголоса произнёс эти строки.
– Чьи стихи, товарищ полковник? – удивлённо спросил майор Паутов, стоявший рядом со мной.
– Не помню, Володя! Да они ещё и не написаны! – ответил я, не обратив внимания на изумлённое лицо майора.
– Товарищи офицеры, – обратился я ко всем присутствовавшим в блиндаже офицерам штаба, – звонил товарищ Сталин, – услышав слово «Сталин», офицеры, которые сидели за столом и работали с картой, дружно встали. – Он просил нас продержаться на занимаемом нами рубеже, сколько мы сможем. Кроме того, я назначен командиром сводного отряда вместо контуженого комдива Мартова.
Украдкой я бросил взгляд на Зеркалович-Романовского. Он сидел в углу блиндажа, низко опустив голову и уставившись в одну точку у себя под ногами. Что сейчас думал этот известный в будущем режиссёр, мне было не ведомо, но я прекрасно понимал его переживания. Однако успокаивать обладателя премии заморской киноакадемии у меня ни времени, ни возможности не было, так как немцы начали пятую атаку за день.
Я руководил боем дивизии, бригады и десятком отдельных подразделений, но меня беспокоил один вопрос, который возник однажды во время небольшой передышки между атаками. В целом, зная итог войны, я ничего не знал о своей судьбе и судьбе моего друга, Дмитрия Серафимовича Сокольникова. Ведь, если мы погибнем то, как тогда факт нашей