пожгли. Но это был всего лишь передовой отряд противника, а потом основные силы немцев подтянулись. А у нас в бригаде боеприпасы и горючее на исходе, и пополнить запасы негде. Вот так за три дня боёв почти все танки потеряли. Кое-как к своим пробились. Там на пункте переформирования меня, как командира полка, назначили помощником начальника штаба сводного отряда 4-й армии.
– А жена с дочкой?
– Жена с дочкой во время бомбёжки в эшелоне погибли. Я вот живой, а они погибли, – тихо, почти неслышно договорил майор и замолчал. Мы не видели друг друга в темноте, но я почувствовал, как у него, увидевшего войну с первых дней, по щекам покатились слёзы. В его голосе чувствовались обида, досада и вина, что он, офицер, призванный воевать, рисковать жизнью, погибать за других, остался живым, а его жена и малолетняя дочка остались лежать там, под Брестом, в сгоревшем вагоне разбомбленного поезда. Он даже не смог похоронить своих самых близких людей. Майор молчал, и я не хотел прерывать эту внезапно возникшую паузу в разговоре. Каждый думал о своём. Хотя, может быть, именно в том, что майор остался жить, и заключалась высшая справедливость жизни, жестокая и неизбежная во время войны. Ведь должен же был кто-то отомстить врагу за гибель своих жён и детей. А кто мог это сделать, если не он, майор Паутов, и десятки, сотни и тысячи подобных ему советских офицеров?
– Простите, Володя! – прервав молчание, с трудом выговорил я, так как у самого подкатил комок к горлу.
– Ничего! Вот рассказал вам, и как-то легче стало. Разрешите, товарищ полковник, пойти проверить ночные посты?
– Идите!
Начштаба ушёл. Я смотрел ему вслед и не знал, что майор геройски погибнет ровно через три дня. Он останется со взводом солдат прикрывать отход остатков 4-го сводного отряда после того, как противник окончательно своими танковыми клиньями разорвёт нашу оборону и прямиком устремится к Смоленску и Могилёву. Однако задачу свою мы выполним, удержав противника ровно на три дня.
Время уже было позднее, и я начал волноваться, что нет никаких известий о Сокольникове, который был направлен на самый опасный участок нашей обороны, чтобы не допустить прорыва немецкой танковой группы. Я уже собирался отправить вестового, как в штабной блиндаж вошёл Димка. Он был уставшим, грязным, в прожжённой на спине гимнастёрке с порванным рукавом, но главное живой, здоровый и, как всегда, неунывающий.
– Ваше приказание выполнено! Танки остановлены! – доложил он.
– Жив?! – обрадовался я другу.
– Для меня ещё фашисты пулю не отлили! – весело отозвался он.
– Разрешите представиться, командир сводного отряда 4-й армии полковник Павлов! – тихо на самое ухо сказал я Димке. – Лично Сталин Иосиф Виссарионович назначил!
– Так это Он звонил? – удивлённо и немного завистливо спросил Сокольников, – да Саня повезло тебе. С таким Человеком пообщаться, завидую, честное слово завидую! А с комдивом липовым что?
– Он