…я хочу… Дома и стены помогают. Петь, я же не…
– Нога пройдет, не бойся, в этом даже шарм есть… некий…
Молодые люди, казалось, совсем забыли о Потапенко, и о рассыпавшемся трупе бабушки.
– Бабушка ваша пролежала тут три года. Эксперт сказал.
– Зачем вы мне это говорите?
– Ну вы-то молчите.
– Я ничего не знаю, и ничего не могу сказать. Машина была красная, обычная, наша.
– У вас были знакомые с красной машиной?
– Нет.
Потапенко поднялся. Я тоже встала с кресла. Петр дал мне палку. Где он ее раздобыл, не знаю, но палка была отличная, чуть подморенное дерево, немного тронутое резцом и бронзовая ручка.
– Ладно, что я могу сказать – как во всех фильмах говорят полицейские – вот вам моя карточка, что вспомните, звоните. Тело можно будет скоро забрать для похорон.
– А я пойду сбегаю в магазин. Что за дела…
– А дома ничего не пропало? – Потапенко вдруг вспомнил традиционный вопрос. – Хотя, зачем я вас спрашиваю.
Петр хлопнул дверью. Потапенко ушел последним. Я осталась одна. Как долго я мечтала об этом моменте. Подошла к телефону. Значит никто… три года… никто ко мне не приходил… Итого: что я имею на сегодняшний день? А надо ли звонить? И так все ясно. Нужно ли? Что выяснять? Сказать, что так не любят? Погоди, погоди, ты же ничего не выяснила, а набрасываешься на парня. Надо позвонить. И что? Не мог он жениться. Мы столько вместе были.
Я подняла трубку. Наверное, все же знать лучше. Чем стоять вот так просто, с затаенной обидой.
Два последних дня я повторяла его номер про себя в больнице. Гудки гулко прозвучали прямо, казалось, у меня за ребрами. Сердце стучало, резонируя в висках. Ответил женский голос.
– Алле.
– Дмитрия можно?
– А кто его спрашивает?
Мгновенное желание бросить трубку дернуло руку вниз, к аппарату. Да, но рука меня не послушалась. Пальцы продолжали судорожно сжимать черную пластмассу, которая стала источником моего приговора.
– Сондра Волкова, – произнесла я. Вернее пошевелила губами.
– Кто? – интонации вопроса показались мне знакомыми.
– Волкова, – что есть силы крикнула я в трубку. – Настя, ведь это ты?
– Я, – ответила моя ближайшая подруга.
Глава 4
Марина ходила по лагерю, прикрывая лицо платком. Но ее все равно узнавали.
– Царица наша, ты посмотри, не твой ли я царевич Димитрий? – казачий смех громогласно зазвучал ей в лицо.
– Да как ты смеешь! Я царица! Вы мне дважды присягали!
– Да что ты ей лицо показываешь, ты ей другое покажи! Разве ж она своего мужа по лицу узнала!
Новый взрыв смеха раздался уже ей вслед.
– Ты развяжи, развяжи порты-то, покажи, может она и тебя признает!
На костре жарился целый поросенок.
Импровизированная улица из притащенных сюда волоком крестьянских изб была полна кусков мяса, отрезанных, но не сваренных и не сжаренных. Они гнили прямо тут, под ногами, среди