вот престранную историю поведал замершему в удивлении Полезаеву этот фиксатый Вольдемар. А закончил он её следующим резюме:
– Вот тебе, Серёга, и вся правда жизни. Вся её глубокая философия.
– А дальше? – спросил Сергей Тимофеевич. – Что с ним стало?
– С кем именно? – уточнил Вольдемар.
– С писателем этим.
– Не знаю, – пожал плечами рассказчик, доливая водки в стаканы. – Пропал куда-то.
– Но он, надеюсь, живой остался?
– Живой. Хоть и не совсем здоровый. Видел я его потом… На суде. Весь в бинтах и на каталке… Да что с ним сделается. На таких, как на собаке, быстро заживает. Сидит сейчас где-нибудь дома, диктует жене фантастические романы. Про свою правду жизненную, надо полагать, не вспоминает. Суровая она штука, Серёга, эта правда… Давай-ка по последней. И по домам – баиньки. Ты, гляжу, осоловел уже.
Сергей Тимофеевич не стал спрашивать, что стало с тем типажом. Всё ему давно было понятно, поскольку типаж этот самый преспокойно сидел сейчас перед ним и допивал, ничуть не морщась, водку, вызывая одним видом своим панический ужас…
Полезаеву сильно захотелось домой. Он заёрзал, порываясь подняться. Но Вольдемар пригвоздил его взглядом к месту.
– Погоди, Серёга! Я тут за правду балакал. Не за какую-нибудь там правду вообще, а за конкретную…
Ты меня понимаешь?.. За правду жизни… А что есть такое, эта жизнь? Что она за штука такая?.. Вот, допустим, если ударишь ножом человека, из него потечёт кровь. Значит, он живой. Точнее, был живым. А если не ударишь его, то как узнаешь, живой он или нет?.. Вот, брат, какая штука… Ладно, пошли уже отсюда. Если чего надо будет, ищи меня здесь. Тут меня каждая собака знает. Скажешь, Вольдемар нужен. Мигом разыщут… Ну, пока. Увидимся.
На этом они и расстались.
Глава 5
«…Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста! пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благословение мастей твоих лучше всех ароматов!..»
– Боже мой! – восхищённо шептал Полезаев. – Боже мой! Какое чудо! Какие удивительные слова!..
Он поднимал голову, закрывал глаза, пытаясь увидеть туманные вершины Аманы и Сенира. И видел их – изумрудно-зелёные и голубые, окутанные нежной жемчужною дымкой…
Он и дважды, и трижды, и четырежды повторял каждую волшебную строку. Он твердил на все лады эти чудесные слова – и про себя, и вслух, и вполголоса, и во весь голос. Он упивался ими. Он цедил их по капле, как драгоценное вино, и катал их на языке, словно изысканные яства…
«…От логовищ львиных, от гор барсовых!..»
«…Одним ожерельем на шее твоей!..»
«…И благословение мастей твоих лучше всех ароматов!..»
«…Благословение мастей!..»
«…Лучше всех ароматов!..»
И, только насладясь сполна всеми звуками, всеми тончайшими