площадке лежала галоша Рамоны. Элоиза взяла ее и швырнула со всей силы через перила; галоша шумно шваркнулась об пол прихожей.
Элоиза щелкнула выключателем в комнате Рамоны и ухватилась за него, словно ища опоры. Она постояла, глядя на Рамону. Затем отпустила выключатель и быстро подошла к кровати.
– Рамона. Проснись. Проснись.
Рамона спала на самом краю кровати, свесив попку справа. Ее очки лежали на тумбочке с Дональдом Даком, аккуратно сложенные дужками вниз.
– Рамона!
Девочка проснулась, резко втянув воздух. Она широко раскрыла глаза, но почти сразу прищурилась.
– Мамочка.
– Ты, вроде, сказала, что Джимми Джиммирино насмерть переехали?
– Что?
– Ты слышала, что, – сказала Элоиза. – Почему ты спишь на самом краю?
– Потому, – сказала Рамона.
– Почему потому? Рамона, мне не хочется…
– Потому что не хочу задеть Микки.
– Кого?
– Микки, – сказала Рамона, потирая носик. – Микки Миккеранно.
Элоиза сказала, срываясь на крик:
– Ложись посреди кровати. Ну-ка.
Рамона, ужасно испугавшись, только вскинула глаза на Элоизу.
– Ну, ладно, – Элоиза схватила Рамону за лодыжки и рывком переместила ее на середину кровати. Рамона не стала ни сопротивляться, ни плакать; она дала переместить себя, но внутренне осталась непреклонной. – А теперь спать, – сказала Элоиза, тяжело дыша. – Глазки закрывай… Ты слышала, что я сказала: закрывай.
Рамона закрыла глаза.
Элоиза подошла к выключателю и нажала. Но еще долго стояла на пороге. Затем вдруг бросилась в темноте к тумбочке, ударилась коленкой о край кровати, но не обратила внимания на боль. Она взяла очки Рамоны и, держа обеими руками, прижала к щеке. По лицу покатились слезы, стекая на очки.
– Бедный дядюшка Криволап, – повторяла она раз за разом. Потом положила очки обратно на тумбочку, стеклами вниз.
Она нагнулась, покачнувшись, и принялась подтыкать края рамониной постели. Рамона не спала. Она тоже плакала все это время. Элоиза поцеловала ее в губы, убрала влажные волосы с глаз дочки и вышла из комнаты.
Она спустилась, сильно шатаясь, и разбудила Мэри Джейн.
– Чотакое? Кто? А? – сказала Мэри Джейн, подскочив на диване.
– Мэри Джейн. Послушай. Пожалуйста, – сказала Элоиза, всхлипнув. – Помнишь наш первый курс, как я купила в Бойсе такое платье, коричневое с желтым, а Мириам Болл мне сказала, в Нью-Йорке никто такие не носит, и я проплакала всю ночь? – Элоиза встряхнула Мэри Джейн за руку. – Я ведь была хорошенькой, – взмолилась она, – правда ведь?
Накануне войны с эскимосами
Пять суббот подряд Джинни Мэннокс играла по утрам на Ист-сайдских теннисных кортах с Селеной Графф, одноклассницей из школы мисс Бэйсхор. Джинни открыто считала Селену первой занудой в школе мисс Бэйсхор – школе, очевидно кишевшей первостатейными занудами, – но в то же время не знала никого, кроме Селены, кто бы приносил все время новенькие банки с теннисными мячиками. Отец Селены делал