тебя, – басил издали невидимый юноше голос, – гостей провожу я, и на рынок поедешь ты с ним, что-то для работы твоей завтра там приготовить.
– Спасибо, Тог, – вновь её нежнейший голос разнёсся под кипарисами, – уже иду я.
Эхотея поспешила к кипарисам и скрылась за ними. Инохий потерял её из вида, но теперь он знал имя этой богини и место, где можно увидеть эту юную красавицу. Но что его поразило особо, так это отсутствие хозяйской метки на правой руке рабыни чуть ниже локтя на внутренней стороне.
– Не пойму никак, – мысленно недоумевал юноша, – так рабыня дева эта прекрасная или нет?
Постояв у угла лачуги, он привёл себя в порядок насколько смог, двинулся к беседке и уселся внутри, наблюдая за домом титаниды Роании, ожидая выхода своей матери. Лёгкие брызги от фонтана обдавали Инохия влажным туманом, а у него не выходили из головы волнительные виды этой Эхотеи. Ему очень понравилось её имя, а его сердце уже распевало это слово на разные лады, начиная страдать.
– Инохий, сын мой! – услышал он резкий и громогласный окрик матери, вышедшей в сопровождении титанид Роании и Кинеры, вернув уже влюблённого юношу с небес на землю. – Жду тебя!
Она махнула рукой, повелевая подойти. Юноша поднялся и понуро потянулся к повозке, готовой отвезти его и мать в их роскошный дом. Попрощавшись с будущими родственницами, мать и сын выехали через ворота, тяжёлые створки которых распахнул перед ними огромный с бугристыми мощными мышцами привратник-арибиец в одной экзомиде. От Инохия не ускользнул быстрый заинтересованный взгляд своей матери на этого раба, когда они выезжали. Ему в тот момент стало особенно противно от этого похотливо брошенного взгляда. Нет, не от того, что его мать посмотрела на этого мощного раба, оценив его силу и своеобразную мужскую красоту, не от того, что этот раб мог быть по-своему привлекателен, Инохий знал, что его мать имела множество любовников именно подобного телосложения.
– Неужели, – подумал сын, забрасывая себя безответными вопросами, – не знала мать моя властная, что любовь есть такое, неужели любовь для неё есть лишь похоть? А быть может, придумал себе я про это, что любовь существует в мире? Быть может, смотрел на рабыню я прелестную ту так же точно, как мать моя на раба того? Быть может, похоть тоже мной овладела, что возжелал не душой я её, а тем, что в повязке набедренной моей? Но отчего же сердце так сильно ноет? В горле сжимается так почему? Или так и до́лжно? И когда Ломению обнажённую и доступную увижу я близко, то возжелаю её также? И любовь будет это? Уже ли?
Он трясся рядом с матерью в повозке, абсолютно не слушая, что она говорит о будущей свадьбе, о том, как необходимо себя вести на Празднике Женихов.
– Меня слышишь ты, сын мой? – её несколько строгий тон вернул Инохия из своих размышлений в действительность. – По-моему, меня не слушаешь ты. Как понимать это?!
– Матушка моя, великодушно простите, – виновато ответил