что-то хочешь сказать? – совершенно ее не слушая, перебил Теодор. – Что такое, Нив?
– В гостиной вас ожидают. Вас и мисс Бейл.
– Кто? – насторожилась Уинифред.
Экономка перевела взволнованный взгляд на нее.
– Она не представилась. Сказала, что она близкая подруга мистера Теодора.
Уинифред и Дарлинг переглянулись, и юноша поспешно произнес:
– Клянусь, у меня никого нет, кроме тебя.
– Идиот, – фыркнула она. – Как будто у тебя может быть кто-то, кроме меня!
Они прошли в дом. Уинифред с неудовольствием оглядела испачканную травой и землей амазонку. Времени переодеваться не было, пришлось встречать гостью в таком виде.
Что это за «близкая подруга»? Насколько она знала, у Теодора нет подруг, помимо Лауры, Эвелин и пресловутой Эми. Но Эвелин сейчас готовится к свадьбе в Гэмпшире за много миль отсюда, Лауру Нив знает, а дочь приходского священника вряд ли стала бы представлять с такой патетикой.
Уинифред приказала Теодору наклонить голову и стряхнула с его волос несколько приставших сухих травинок.
– Если это твоя тайная жена, я в жизни с тобой больше не заговорю, – предупредила она, надеясь успокоить себя улыбкой Дарлинга.
– Если это моя тайная жена, тебе придется вернуть кольцо, – тихо смеясь, ответил он.
Уинифред ахнула в притворном ужасе и прижала руку к груди.
– Ни за что!
Перешептываясь и торопливо приводя себя в порядок, они вошли в гостиную – большую комнату, в которой обыкновенно принимали с визитами – и застыли, едва увидев гостью.
С дивана поднялась Эвелин Саттон.
Когда Уинифред пыталась представить ее, помолвленную со Стелланом Акли, в голове всегда возникал один и тот же образ: осунувшееся, поблекшее лицо, темное платье, тусклые волосы, собранные в строгий шиньон. Но бледный призрак из ее воображения ничем не напоминал ту Эвелин, которую она увидела перед собой. Она была одета в ярко-красное шелковое платье с открытыми плечами и низкой линией декольте – такой наряд гораздо больше подошел бы для бала или суаре[6], нежели для визита юной незамужней леди. Рыжие локоны были рассыпаны по обнаженным плечам в ее излюбленной девической манере, а на лице, хоть и хмуром, лежали все те же краски юности и легкий румянец, ореховые глаза по-прежнему блестели. Совсем не похоже было, что она убита горем. Неужели помолвка все-таки была расторгнута?
Рядом с Эвелин, разодетой в пух и прах, Уинифред в своей испачканной амазонке сильнее обыкновенного ощутила досаду. Она украдкой отряхнула ладони, с ужасом заметив, что под ногтями темнеет земля.
Увидев друзей, Эвелин просияла и поспешила к ним, протягивая руки. На среднем пальце ее красивой, полной, чистой кисти Уинифред заметила помолвочное кольцо – серебряный ободок, обрамляющий небольшую грушевидную жемчужину. Если ее сапфиры являлись залогом вечной привязанности, то жемчуг Эвелин был символом слез невесты.
– Тедди! Уинифред! – ласково воскликнула девушка, подавая им руки.
Не зная, как следует приветствовать