худой рукой удержала ее за запястье.
Когда Кики взглянула в лицо дочери снизу вверх, ее голубые глаза были лучезарны и ясны. Таких ясных глаз Анна не видела у нее уже несколько месяцев.
– Анна, – сказала Кики, и девушка вздрогнула. – À la prochaine![15]
Анне почему-то подумалось, что она говорит так всем своим уходящим клиентам – немцам и прочим.
– Не разыскивай брата, детка. В этот раз не нужно. – Она легонько пожала руку Анны. – Отпусти его. Ты всю жизнь гоняешься за этим мальчишкой. Пора тебе позаботиться о себе самой.
Анна, промчавшись по саду Тюильри, вбежала на открытый двор Лувра в последнюю минуту – колонна была готова к отправлению. Шофер забросил ее скромный чемоданчик – пара смен одежды, предметы первой необходимости – на пассажирское сиденье грузовичка с рекламой ремонтной мастерской для швейных машинок на бортах и махнул рукой:
– Забирайтесь!
Анна медлила. Она смотрела на охранников в униформе, стоявших во дворе Лувра, вглядывалась в их лица и гнала от себя знакомое с детства чувство, будто она ищет и не может найти брата, который опять от нее улизнул. Но в этот раз все было по-другому. Марсель исчез. Действительно исчез. У нее за спиной зарокотал мотор, и Анна неохотно взгромоздилась на потертое пассажирское сиденье, мысленно выругав брата.
– Спасибо, – сказала она сидевшему за баранкой молодому человеку, мысленно отметив крепкие предплечья, темные кудри и правильные, изящные черты его лица.
– Вовремя вы успели, – отозвался он, просияв мимолетной улыбкой, и полез поправлять боковое зеркало, в котором отразилась длинная вереница машин.
– Да, – кивнула Анна, утонув в сиденье. Она обернулась – кузов грузовика был заполнен от бортика до бортика деревянными ящиками, промаркированными разноцветными кружками. На все лады заскрипели рессоры – колонна тронулась в путь, начала выезжать с обширного двора. Анна высунулась в окно, надеясь бросить последний взгляд на величавые музейные фасады, чтобы сохранить в памяти здание, которое она считала своим домом в большей степени, чем какое-либо другое, но в тусклом сиянии зари увидела лишь темную громадину, заключенную в деревянные подпорки и обложенную мешками с песком.
У Анны сжалось сердце. Она впервые в жизни покидала Париж.
– Mon Dieu[16], – пробормотала девушка, – до сих пор не верится, что музей почти опустел.
Шофер бросил на нее быстрый взгляд.
– А я там и не был никогда, – признался он.
– Что?! – округлила глаза Анна. – Никогда? Вы не в Париже живете?
– В Париже. Просто занят очень. Работаю в ремонтной мастерской рядом с текстильной фабрикой. Мы чиним машины для обивочных тканей, тесьмы и позументов. Ну и швейные машинки тоже.
Анна улыбнулась – он очень смешно произнес слово «позументов», вызвавшее у нее ассоциации с узорчатыми лентами и бахромой для богатых домов, в которых сама она и не мечтала побывать.
– Вы не француз.
Он покачал головой:
– Нет,