захочешь кричать – набери мой номер,
я всегда
тебя
буду
ждать.
Отсутствие
Ненависть – единственное, на что ты всегда был способен. Это не выжечь из тебя, не искоренить порывами первозданной нежности. Все твои слова – ложь, облачённая в безупречную обёртку из дешёвой фольги, окрашенной в золотой. Этой фальши было так много, что теперь приходится запираться в ванной и стирать свою кожу в кровь, в попытках выжечь это из себя, вытравить, как споры невиданной никому раннее болезни. До шрамов под кожей, до болезненных уколов совести, ревности, злобы, чувствуя, как воспоминания вгрызаются зубами в каждый позвонок, вырывая по одному, вынуждая терять почву под ногами. Все эти мнимые разговоры о вечности, любви, о чем-то возвышенном и тёплом, все эти игры в гляделки, безнадёжные попытки разобрать стены, которые ты возвёл вокруг себя, подобно броне, не позволяя коснуться сокровенного, но вынуждая сбивать руки в кровь с каждым новым ударом. Глупая вера в нечто большее, чем ложь, олицетворением которой ты являешься. Таким, как ты, короткое, но отчаянное и нежное «liar», чтоб врезалось в память, въелось каждой буквой. Чтоб исписал ты бледную кожу чернилами, пробуя это существительное на вкус. Потому что ты пустой, холодный, способный почитать только себя, поклоняться исключительно своей теории, словно она превзошла самого Ницше, Дарвина, Штерна. Я отчаянно боролась за каждый твой вдох, полагая, что ты нуждаешься в этом, но ты забил свой гол. В пустоту. Это fond de l‘air и в единственном был прав: ты никогда не сможешь понять.
Но теперь и не надо.
Выпьем за твой упокой
Ты надрывно смеешься, словно пытаясь показать всё моё сумасшествие действом. Ты всегда так делаешь, когда тебе что-то не нравится, выкуривая по три сразу, смотря в упор, взглядом не задерживаясь, но проникая сквозь, будто в попытках отыскать глазами сустав, который сломаешь первым. И тебе не нужно касаться, потому что твоё молчание побуждает желание забиться в угол, прятаться за стенами, столами, улыбками, случайными прохожими. Я больше не такая, какой была раньше, поглощая чайными ложками лицемерие и ложь, которые взрастили во мне целый сад отчуждения, ненависти, злобы. Я не ищу взглядами в толпе, мне плевать, сколько ложек кофе ты кинул в чашку, я не стану рассказывать тебе о переизбытке кофеина, Эйнштейне, силе притяжения, – эти теории обошли тебя стороной, даже не соприкоснувшись рукавами пальто. Не нужно рассказывать мне о вечности, верности, – ты с ними на «Вы» и знакомы вы были едва ли, я же пила на брудершафт и провела с десяток бессонных ночей в их объятиях. Я больше не вспоминаю тебя, а если и ловлю на мысли, то с иронией, будто теперь мне многое дозволено. Я бесконечно твердила «l’amore uccide lentamente», пока ты насыщал легкие сигаретным дымом, усмехаясь несколько остервенело и надломлено, пальцами ища мою ладонь, – никогда не находил, привычно склонял голову, мол, значит так надо. Последний променад, мы по разные стороны баррикад и тяжелое «grazie di tutto» калечит.
Смертный грех
Моя