находился какой-то новый триггер, выводящий его из себя. Благо очень редко, спасибо моим стараниям, не зря же я тратила на это столько времени. Мой сынок состоит из различных особенностей, он не перерастет это, как другие дети. Проходят кризисы, ребенок успокаивается. Наш кризис длился двадцать лет и закончился только после смерти сына.
Конечно, я начала пользоваться этим странным успокаивающим эффектом старого одеяла. Просто открывала шкаф и сажала рядом ребенка. Господи, он мог часами сидеть в шкафу, даже засыпал там. Можно подумать, я отдыхала в этот момент. Но нет. Стирка, глажка, уборка, готовка. Просто теперь я это делала спокойно, не под постоянный крик ребенка. Ребенок выбрал эту вещь себе сам, чем бы она его ни привлекла. А кто против-то? Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
В будущем оно мне сослужило службу. Ребенок с рождения спал со мной. Так было проще, получалось поспать хоть немного. Все же мысль отселить ребенка в свою кровать закрадывалась все чаще. Ну не можем же мы спать вместе до пенсии! Как бы ни было это удобно и спокойно, пора было прекращать. Не должен взрослый сын спать в одной постели с матерью, как и дочка с отцом – речь вообще не идет об инцесте, просто это ненормально. Я понимала: ребенок нестабильный, а значит, провернуть такое будет тяжело.
Озарение пришло внезапно. Вытащила старое одеяло и постелила в детскую кровать. О боги, это помогло! Честно сказать, спать ребенок стал даже лучше, чем со мной. Все-таки он сын своего отца. Странная привязанность передалась ему по крови. Интересно, если бы муж не ушел, польстило бы ему такое поведение ребенка? Однозначно да, только если бы сын был нормальный. Скорее всего, он светился бы гордостью, что сын похож на отца. Правда, гордился бы не более пары минут, а далее – пить пиво перед теликом. А, ну и по пьяни своим дружкам за пивом в общественной бане можно похвалиться. Впрочем, не уйди отец, сынок мог перенять намного больше привычек отца – если бы был нормальным, конечно же. Дабы заслужить внимание отца, копировал бы его поведение и слова. Заедал бы щи чесноком, откусывая маленькие кусочки, при этом делая вид, что вовсе не горько, чтобы не ударить в грязь лицом перед отцом. Куском черного хлеба они вместе собирали бы остатки масла со сковороды после жарки котлет. Возможно, даже пробовал бы зачесывать так же волосы. Этого не случилось. Мы необычная семья. Мать и ее больной ребенок.
Сейчас это одеяло – якорь. Господи, оно лежит на кровати двадцатилетнего парня! Без пододеяльника – почему-то сыну важно прикосновение напрямую – все грязное, с ужасным запахом. Этот ватный якорь отбрасывает меня сразу к двум воспоминаниям. Первое – это начало детского неосознанного онанизма. Врачи утверждают, что так больные дети успокаиваются. Приводят пример на обезьянах, дескать, они при стрессе часто онанируют лапками или даже мягкими фруктами.
Ох, опять намек на животные инстинкты. Ну конечно, организм же живой, а у живого организма есть потребности, но не у восьмилетнего же ребенка. Но вот только обезьяны