Не могу сказать «секс» – не уверена, что онанизм можно считать сексом. Хотя что я могу знать о сексе? Я берегла себя и отдала самое ценное человеку, не умеющему это оценить. Для него это ничего не значило, как и узы брака и отцовство.
Как-то лежала в бессонной ночи и думала. Пришел в голову интересный вопрос. Мать очень рано потеряла мужа, она научилась с этим жить, но ее траур длился всю жизнь. Мой бывший муж был, мягко говоря, недостойным представителем мужского пола. Хотя до рождения сына жизнь с ним была достаточно терпимой, и, скорее всего, мы бы не разошлись, роди я нормального ребенка. Конечно, он не такой прекрасный, как мой папа, но если бы перед моей мамой стоял выбор, быть молодой вдовой хорошего человека или при муже, но таком, как мой, что бы она выбрала? Раздумывала я пару секунд. Конечно же, моя горячо любящая себя мать предпочла бы остаться вдовой, но уж точно не делить постель с таким недостойным ее человеком. Тогда появляется следующий вопрос. Если бы мне передался ее характер, а не внешность, моя жизнь была бы другой? Да и этот вопрос слишком простой, чтобы долго думать над ответом. Конечно же, да. Моя жизнь была бы наполнена красками. Наверное, если поставить камеру в квартиру и снимать нашу с сыном жизнь, фильм получится серый от начала до конца. Даже если камера будет передавать цвета. В нашей жизни нет цветов. Но если бы я была характером как мать… Наверное, фильм бы пестрил яркими красками. Честно сказать, даже первые два месяца после смерти отца были цветными для моей мамы. Да, размытые, но цвета были. В самом начале своего материнства я поняла, что в черно-белом фильме нашей с сыном жизни он был черным пятном. Устрашающий черный человек. Для равновесия космос сделал меня его белой мамой. Я стала белой для своего ребенка, растратила все цвета своей жизни лишь для того, чтобы разбавить его черноту своим белым цветом. Таким образом черное и белое смешиваются в серый непримечательный цвет. Совсем изредка мой сыночек источал настолько много черной краски, что моего белого просто не хватало. Но эти приступы проходили, баланс выстраивался опять.
Я протерла одеяло и пошла доставать печенье. Пока загружала вторую партию, первая уже немного остыла. Сын сидел молча на полу перед телевизором, я поставила тарелку с печеньем перед ним. Встала возле окна. Во дворе бегали дети. Компания из трех мальчишек носилась вокруг деревьев и кустов, улепетывая от более младшей девочки. Она кричала и надувала губы, бегая то за одним, то за другим. Видимо, один из мальчишек ее старший брат, которого родители заставили взять сестру на прогулку. Они дразнили девчонку, показывали ей язык. Как только она делала к ним шаг, убегали врассыпную. Нормальные дети.
Я стояла и думала, что они вырастут и уйдут из дома. Будут видеться за семейным столом на праздники. Родители одних будут гордиться, других – принимать своих детей такими, какие они есть. Но никто не будет иметь представления об интимной жизни друг друга. А что я? А я буду любить своего ребенка не за что-то, а вопреки.
Мой ребенок под влиянием