её на стуле.
Женщина продолжала всё также стоять не шелохнувшись точно статуя. Одетая в белоснежное свободное платье-ночную рубаху, инструктированную кружевом – шёлковым, изящным, вся окутанная до талии волосами, она казалась шире и крупнее, нежели была на самом деле, в самой её сильной фигуре черпал Дмитрий Васильевич растерявшие до сего силы. Он ждал её ответа, что скажет она – хотя бы одно-единственное слово – даже упрёк, но Екатерина Ефимовна оставалась холодна и безмолвна – а это было для него много мучительнее самого жаркого спора. Заплетя распущенные волосы в тугую косу, она села на кровать – спиной к мужу. Дмитрий Васильевич какое-то время колебался, видимо, взвешивая на невидимых весах каждый шаг, в конце концов, усевшись подле жены, он поцеловал её полные плечи, вдыхая аромат мускуса, прижался щекой к милой спине – от неё исходило привычное тепло, проговорил:
– Я знаю твои душевные страдания, но пойми: всё то делаю ради вас – тебя и детей.
– Гордыня обуяла тебя и более ничего: ради призрачной славы ты бросил семью на произвол судьбы, не ведая, чего ждать впереди. Но я скажу, – она обернула к нему гневное лицо, – этот дом я никому не отдам. Слышишь? Никому! Даже если кредиторы будут тащить меня на аркане, я не сдамся – уж лучше умереть, нежели предать благословенное место родного гнезда.
– Почему ты думаешь о дурном, Катя? А как, если мои книги разойдутся большим тиражом по всей стране, представь только, как хорошо мы заживём.
– Не стоит делить шкуру неубитого медведя…
– Я не делю шкуру, просто надеюсь на лучший исход. Во всяком случае я всегда могу продать свою редакцию или же половину торговой лавки.
– Твоё издательство доживает последние дни, – обратила она на правду мысли супруга.
– У нас есть торговая лавка, приносящая хороший доход, она нас кормит, одевает и обувает.
– И её ты готов лишиться?
– Я не лишусь своего дела, чего бы мне этого не стоило.
– Ты не веришь мне, не слышишь голоса разума, но прошу тебя, вспомни хотя бы о детях: им ещё жить в этом мире. Что оставишь ты им после себя? Этой осенью Вася должен поступить в гимназию, Машеньке следует подыскать учителей – на это требуются деньги – чем старше становятся дети, тем сложнее.
Высказав всё это, весь тяжкий груз, скопившийся в душе, Екатерина Ефимовна отвернулась, прикрыла заплаканное лицо в ладонях. Дмитрий Васильевич не мог подобрать слов утешения – глубокая вина вновь опалила сердце; всё, что мог он в сей миг – это молча возложить руку на её плечи, безмолвно успокоить под сенью ночной тишины.
Супруги, пережившие в этот день страх потери, невысказанные обиды и слабые, хоть и тёплые надежды, не спали до рассвета, всю оставшуюся ночь проговорив о детях, о семейных делах, о почивших родителях, оставивших им в наследство изрядное состояние. Толстая стена холодного льда меж мужем и женой постепенно