расстраивать.
– А брак то ваш… В России то он действителен или так, просто бумажка?
– Действителен, мам.
В трубке глубокий вздох.
– Тань…
– Мама, я обязательно приеду.
– Да… Да… Ты мне только скажи…
– М?
– Какой мне язык учить?
– Что?
– Какой мне язык учить, чтоб с внуками разговаривать потом. Скажи, пожалуйста.
Тане вдруг показалось, что мама вот-вот заплачет.
– Я просто никому больше не верю, – вдруг тихо сказала мама. – Ни тем, ни другим. Никому не верю.
У Тани вдруг сжалось сердце – не за себя, а за маму. Она вдруг поняла, что даже ее непобедимой маме было страшно: несмотря на девяностые, несмотря на обратный отсчет до атомного взрыва, который (как она клялась) она видела в шестнадцать лет, несмотря на школьные учения, когда советовали прыгать в яму, если увидишь атомный гриб, несмотря на успокаивающий шум по телевизору. Ей тоже было страшно, она была одна, и она больше не верила никому. И в этот момент лунная девочка, ее мама, стала ближе.
– Мам, я тебя люблю, – сказала Таня, а про себя добавила: «Мы с тобой никогда не поссоримся из-за них, я обещаю».
В трубке пошли гудки – это у Тани закончились деньги на сим карте. И хорошо. Женя нерешительно стоял в стороне.
– Мы кое-что забыли, – заметил он и достал из кармана брюк коробочку с кольцами.
В коробочке было два кольца: золотых и гладких, без камней и украшений. Одно было шире и больше, а другое уже и меньше. Таня протянула ему руку, и Женя (муж!) ловко надел колечко на ее безымянный палец. Размер был подобран идеально, и она решила, что это знак. Конечно, знак. Стараясь победить настойчивый озноб, она проделала то же самое с его кольцом, и оно скользнуло, заняв свое место, словно бы всегда было здесь, на его пальце. Он мягко взял ее руку, притянул к себе, и Таня поняла, что вот сейчас, в этот самый момент, что-то было пройдено. Невидимая черта, водораздел, таинственный рубеж. Света и Рома деликатно не торопились за ними, оставшись в стороне.
– Ну вот и все? – спросил Женя. – Совсем не страшно.
Таня уткнулась в мягкий ворс его черного пальто. Дом был, конечно, здесь, как она раньше не догадалась. Не у родителей, не в съемной московской однушке и, конечно, не в Берлине, а здесь, прямо подмышкой Жени, где особенно сильно чувствовался его запах и совсем не существовало плохих новостей.
– Ребят, – позвала Света, прикрывая глаза ладонью от слепящего солнца.
Таня и Женя оглянулись.
– Весна.
А помнишь
Швырк! От неожиданности нога поехала, и ботинок утонул в снежно-грязевой весенней жиже. Вера брезгливо вытащила ногу из лужицы и пару раз машинально шоркнула подошвой о траву.
Как же похож! Парень стоял на остановке в профиль, уставившись в телефон. Сжатые губы, выразительный нос и русая непослушная челка – волосы вечно падают на глаза. Настоящему Степе сейчас было бы пятьдесят три. Но похож ведь! Вложи в руки газету вместо телефона, надень очки и получится вылитый