была?
– Ты мне ни разу не приснился, —резонно заметила она. – Почему?
Степа погрустнел, прижался чуть шершавой щекой к ее щеке и покачал головой. Вера почувствовала, как он легко целует ее плечо.
– Прости, я не мог.
– Не мог почти тридцать лет?
– Мама меня не пускала.
Это прозвучало так неожиданно и нелепо, как бывает только во сне. «Я сплю», – подумала Вера. «Раз сплю, будь что будет». И поцеловала Степу в щеку. Казалось, он не ответит, но Степа откликнулся, оторвался от плеча, посмотрел внимательно и поцеловал в губы. Глупая мысль промелькнула в голове: «А что, если Коля узнает?»
– Не узнает, – прошептал Степа, горячо дыхнув Вере в подбородок.
– Ты что же, мысли читаешь?
– А ты забыла?
Вера кивнула и почувствовала, что плачет. «Забыла, милый, забыла… Так долго пыталась забыть и вот, кажется, наконец-то справилась». Она промолчала, но он все понял, поэтому продолжал целовать все настойчивее.
«Вот бы он взял меня на руки, как тогда…» – подумалось Вере, и она невольно подпрыгнула, забыв, какое летучее у нее тело. Оно вспорхнуло, словно в невесомости, и Степа поймал ее, усадив себе на руки. «Как на свадебной фотографии». За его спиной очень кстати оказалось зеркало в полный рост, и Вера увидела себя – ей было не больше двадцати пяти.
Свежий Степин одеколон, аромат чабреца из чайника, заусеницы на его длинных пальцах, низкий ворот белой майки, из-под которого топорщились русые волосы на груди, соленая на вкус мочка уха. От его ладоней, особенно правой, которая удерживала ноги, становилось душно и горячо.
– Пойдем со мной, – прошептал он, глубоко вдохнув и уткнувшись в ее волосы.
– Пойдем.
Он мягко опустил ее на землю, взял за руку и повел. Она подумала про спальню, но Степа направился к входной двери. Вера не то шла, не то парила следом, а Степа толкнул дверь, и они оказались в подъезде. Том самом старом подъезде с затхлым обжитым запахом. Сколько всего он помнил…
– Степа, куда мы?
Но он молча повел ее вниз, в темноту пролетов. Лампочки почему-то не горели, окна были мелкие, грязные и запотевшие. Внутри поднялось не хорошее предчувствие. Четвертый… Третий… Первый. В сумраке показалась входная железная дверь, страх охватил Веру, и она посмотрела на свою руку в его ладони. Ладонь его оказалась черной и обугленной, как тогда. Авария, проводка, искрящийся щиток, Степа, вспышка, тело на полу, обручальное кольцо на его белой не живой руке, шушукающиеся на похоронах соседки («Такая молодая и уже вдова…»), длинный гроб, смерть, смерть, смерть…
– Мне нельзя с тобой! – вдруг крикнула она и выдернула руку.
Степа смотрел на нее обреченно, обезоружено. Смерил взглядом свою изуродованную ладонь, потом снова посмотрел на жену.
– Ты же обещала, что мы будем вместе.
– Степа, у меня дети…
– Я тебя люблю.
Он шагнул к ней с вызовом, как игрок, который поставил на карту все, что у него было.
– Степочка, я тоже тебя люблю, и всегда-всегда