другом, одному ему известном смысле.
Они опять ретировались в лес, и по большой дуге обогнув хутор, быстро направились прежним маршрутом. Шли молча, почти бегом. Авдейка весь взмок, от него валил пар, словно он вышел только что из бани. Хотел он спросить у Василия про погреб этот, будь он неладен! Но говорить на таком ходу было почти невозможно. Следовало беречь дыхание.
Солнце уже коснулось еловых вершин, когда они вышли к берегу речки Сапеницы. На берег выходили осторожно. От этого берега до Сапен-горы уже рукой было подать, не хотелось где-нибудь напороться на фашистов. Василий повел себя очень странно. Подошел к самой воде и стал кричать утицей. Авдейка испуганно заозирался. Никак ждал он здесь кого! Рука сама полезла к поясу и схватилась за рукоять браунинга. Опомнившись, Авдейка руку отдернул, и покосился на своего спутника, не видал ли? Ведь если кого зовет, то точно своих. Чего ж тогда Авдейке полошиться-то?
Солнышко начало помаленьку пригревать, разогнав остатки тумана по темным углам у самых корней деревьев. Воздух звенел от комариного писка, а подлая мошка старалась залезть в нос и глаза. Они присели под кустом и принялись ждать, слабо обмахиваясь ивовой веточкой, сломленной с близлежащего куста. Время от времени, Василий кричал утицей, и опять наступала тишина. Река мерно и успокаивающе журчала, навевая сон. Солнечные лучи, отражались от бегущей, чуть коричневатой поверхности реки, создавая иллюзию, будто и не вода в речке течет вовсе, а драгоценные камни текут, переливаются. У Авдейки возникло такое ощущение, что нет никакой войны и никогда не было. Что вот, они с дядей Василием пришли на рыбалку. И он начал клевать носом, изредка вскидываясь от резких птичьих криков. Дело уже шло к обеду, а тех, кого Василий «выкрякивал» все не было видно. В животе у парнишки все забулькотило, и заурчало, словно в том болоте. Да громко так, что Василий обернулся на парня. Тот смущенно проговорил:
– Дядя товарищ Василий, может мленько перекусим? А то, почитай, со вчерашнего ужина и не ели ничего вовсе…
Голос у Авдейки звучал немного виновато. Василий усмехнулся.
– Ты давай, перекуси… А мне что-то не хочется.
Авдейка уныло покосился на пришлого. Он что, их железа? Ни ест, ни пьет, не спит, и идет, словно трактор заведенный. А есть не хочет, видать, от волнения. Авдейка даже немного обрадовался. Нет, значит все ж-таки, не из железа, живой человек, раз волнуется. Не успел парнишка откусить кусок от краюхи, как на очередное «кряканье», откуда-то из низовий речки, ему откликнулись. Авдейка даже про кусок забыл, что собирался откусить. Так и замер, не донеся его до рта. А Василий, вскочив на ноги, быстро направился в ту сторону, откуда ему пришел ответ. Мальчишка стал торопливо засовывать обратно недоеденный кусок, с сожалением глядя на блестящий бок банки с тушенкой, до которой так очередь и не дошла. Ладно, не впервой. Поголодаем еще маленько. А может, те, кто придет не станут торопится, и можно будет не спеша подзакусить.
Он едва-едва успел затянуть веревки на своем вещмешке, как из кустов, росших