салемских торговцев, он унаследовал одно состояние и женился на обладательнице другого. Двое судей состояли в свойстве, близко дружили, жили в квартале друг от друга, обоим было слегка за пятьдесят. Вместе они заседали в городском совете Салема (Хэторн – на лидирующих позициях), а не так давно ездили на границу с Мэном – изучать оборонительные укрепления индейцев [9]. И хотя ни у одного из них не имелось правовой подготовки (люди с юридическим образованием не переезжали в колонии, где не было юридического факультета), оба они отлично ориентировались в делах общины, знали и нарушителей, и нарушения. Хэторн пятью годами ранее возглавлял комитет, вменявший деревенским избавить город от своих дрязг. Многие часы он посвятил рассмотрению взаимных претензий семьи Патнэм. Без сомнений, оба мужчины обрадовались посвящению Пэрриса, семью которого Корвин спас от холода экстренной доставкой дров в октябре.
После молитвы Хэторн, сидя за длинным столом, где Пэррис с дьяконами обычно проводили литургию, взял на себя роль председательствующего. «Сара Гуд, – спросил он, – с каким злым духом ты водишь знакомство?» – «Ни с каким», – ответила она. Уткнувшийся в бумажки Хэторн будто не слышал ее и продолжал гнуть свою линию. Заключала ли она контракт с дьяволом? Зачем причиняла вред этим детям? В виде какого существа она это делала? Он действовал скорее как следователь полиции, а не как судья: ему предстояло не установить правдивость обвинений, а доказать вину обвиняемой. Когда подозреваемый в воровстве предстал перед Хэторном восемью годами ранее, тот сразу же задал вопрос: «В какой день недели ты украл деньги у Элизабет Рассел?» И далее: «В какое время? Где эти деньги?» [10]
Бой был неравным. Несмотря на все ее провинности и иск против отчима, Гуд еще ни разу не свидетельствовала перед магистратом. В то дождливое утро она стояла перед Хэторном и Корвином, отделенная от них несколькими метрами и барьером по пояс. Такого рода конфронтация даже серьезных мужчин вынуждала лепетать какую-то невнятицу. И тем не менее Хэторн ничего не добился. Гуд продолжала мрачно все отрицать и была так же неприветлива в суде, как до того несдержанна в чужих прихожих. Хэторн попробовал зайти с другой стороны. А что она там бормотала в доме пастора? [11] Просто благодарила преподобного Пэрриса за подаяние, объяснила она. Ее обвиняют ошибочно. Она знать ничего не знает о дьяволе. Хэторн велел подняться четырем девочкам, сбившимся в кучку. Эта женщина – та, что причинила вам вред? Мало того, что все они подтвердили – мол, да, это она, и трое из них пострадали от ее рук прямо вот в это самое утро. Так еще, как только они подошли лицом к лицу к Гуд за покрытой балдахином кафедрой, каждая начала биться в судорогах. Хэторну пришлось отослать их. «Сара Гуд, разве ты не видишь теперь, что натворила? Почему ты не скажешь нам правду? Зачем терзаешь этих несчастных детей?» – упрекал он ее. Адские корчи продолжались, и Гуд ничего не оставалось, как признать, что с девочками что-то не так. Но при чем тут