стоять в теории, но он никогда не делал этого на практике.
Головой она понимает, это все нереально, он нереален, происходящее ей всего лишь снится. Но в ее сердце, в ее все еще любящем его сердце, кислотой растекается тоскливое отчаяние. Ей будто снова, как в первый раз, приходит осознание того, что его больше нет. Чтобы сейчас здесь ни происходило, кого бы она перед собой ни видела, это не стоит ровным счетом ничего. Потому что это не вернет его к жизни.
Она не может больше сдерживаться и плачет. Какая к черту разница, ей просто больно.
Хэвен прижимает ладони к лицу, как в детстве, по ее телу проходит мелкая дрожь. Его руки смыкаются на ее спине и начинают укачивать ее точно так же, как ее мама укачивает Джека. Она поднимает голову и смотрит в его глаза. Черт, да это же его глаза, серо-зеленые, с золотыми линиями, как лучи солнца, отходящими от радужки. Если она спит, то одновременно худший и лучший из ее кошмаров.
Уголки его губ приподнимаются. Так он никогда не улыбался. Его губы будто пытаются сформировать улыбку, но не знают, как это делается.
Когда он начинает говорить, его голос тоже звучит не так.
– Что с тобой, Хэвен? Неужели, ты готова расплакаться? Неужели, я переоценил тебя, и ты настолько слабая?
"Хэвен", звучит в ее голове голосом ее мамы, папы, учителей в школе, друзей в Нью-Йорке, звонким голосом Иви, но никак не голосом ее брата.
"Русалочка". Это она ожидает услышать, это у нее ассоциируется с настоящим Джеймсом. Это слово было в их семье под запретом после его смерти. Через неделю после аварии мама переключала каналы на телевизоре в ее палате, и на одном из них шел диснеевский мультфильм про Ариэль. Тогда Хэвен стошнило прямо на пол.
Он наклоняется ближе, его губы почти у самого ее лица, и она чувствует на себе ледяное, как ветер в Стрэнджфоресте, дыхание.
– Русалочка, верно?.. Но ты же не думаешь, что я это он?
Хэвен еще долго не может встать, когда приходит в себя. Она лежит на земле, боясь пошевелиться, уставившись на медленно покачивающиеся на ветру пышные зеленые ветви высоко над ее головой и чувствуя, как тает забившийся под куртку снег.
Неожиданно для себя она сразу находит дорогу к дому. Когда она, затолкав мокрую куртку поглубже в шкаф, заходит в гостиную, то сразу сталкивается с раздраженной мамой. Такой недовольной она давно ее не видела.
– Знаешь, если ты собиралась прогуливать школу, могла бы предупредить меня, что так поздно придешь домой.
Она говорит очень тихо, медленно, отделяя паузой каждое слово. Хэвен понимает, она не хочет ссориться, не хочет портить их только-только наладившиеся отношения. Снова.
Она смотрит на огромные старинные часы над камином с вырезанной из дерева фигуркой лисы на большой стрелке. В детстве она могла подолгу пялиться на эту глупую лису.
Без пяти минут девять вечера. Сколько же она пробыла в отключке?
– Извини, – коротко бросает она. – Я не подумала.
Мама открывает рот, чтобы ответить, но тут же его закрывает. Хэвен понимает, она не привыкла к такой ее реакции.