требухой, впитывая кожей юность свежей крови. Шея, грудь, живот, ягодицы – все должно отведать свежей мякоти…
– Теперь ты во мне, – почти беззвучно шептала Снэфрид.
Звуки стекавшей в чашу крови казались ей слаще песен валькирий. Они значили одно: молодость, сила, жизнь, красота, любовь…
Старая Тюра повизгивала от удовольствия, наблюдая, как её госпожа омывает себя кровью. Она не желала отстать от нее, кое-что доставалось и ей.
Стук капель прекратился.
– Взгляни, довольно ли там? – в экстазе простонала Лебяжьебелая.
Старуха юркнула под стол и сейчас же появилась, держа сосуд с кровью. Снэфрид дрожащими руками приняла его. Её глаза светились безумием, зубы скалились в адской улыбке.
В этот же миг раздались сильные удары в дверь. Обе женщины вздрогнули и переглянулись.
– Как Орм смеет тревожить меня в такое время? – гневно вопросила Снэфрид. – Да пусть хоть настанет день Рагнарек[12] – никто не смеет чинить мне помехи!
Старуха глядела на нее, выпучив лягушечьи глаза.
– А не Ролло ли это?
Холодом окатило и Снэфрид. Она вся в крови, и повсюду здесь кровь… Что сможет она сказать мужу?
Стук в дверь становился все более настойчивым. Чаша задрожала в руках у Снэфрид. Старуха, хоть и была напугана не менее финки, но сохранила присутствие духа.
– Да хранят нас боги! Ты все равно должна это выпить, Снэфрид. Я же пойду и узнаю, что случилось.
Зубы у Снэфрид стучали о край сосуда, пока она пила. Кровь потеряла привычный вкус, она глотала её через силу, давясь и расплескивая на грудь, в то время как расторопная Тюра гасила свечи, присыпала золой огонь в очаге, дабы во мраке нельзя было разглядеть, чем занята здесь супруга правителя Нормандии. Однако она переусердствовала и едва добралась до двери в кромешной тьме.
В эти минуты Снэфрид, не боявшаяся ничего на свете, испытывала настоящий ужас. Мрак подземелья, уплотнившись, вдруг стал сжиматься вокруг нее. Она умела видеть в темноте и постепенно стала различать очертания предметов, и тем не менее ужас не покидал её. Кровь младенца, сворачиваясь, высыхала на ней, разъедая нежный шелк её кожи. Она смутно различала детский труп на столе перед собой. Внезапно, повинуясь порыву, она схватила его и отшвырнула в сторону, услышав, как он мягко ударился об стену.
– Я ничего не боюсь! – твердо проговорила Снэфрид и вдруг поняла, что если Ролло войдет сюда…
Бадья с водой стояла совсем недалеко. С остервенением она принялась смывать с себя кровь. Какая жалость, она не успеет как следует впитаться! Пожалуй, вскоре придется снова повторить обряд, но сейчас главное, чтобы никто ничего не заподозрил…
Когда блеснул тусклый свет и с горящей плошкой в руке появилась Тюра, Снэфрид была уже одета. Старуха одобрительно кивнула, оглядывая её.
– Вот здесь еще пятно. И здесь…
– Отстань. Скажи… это он?
– Нет, но хорошо, что ты готова. Где труп?
Снэфрид