место, а наоборот, компенсирует смерть силой жизни. Конечно, черные перчатки, которые нашли рядом с трупом, никак не подходили к рукам Франчески.
– Вас действительно интересует информация о графе? Я думала, что это всего лишь предлог для… другого, – голос Франчески вырвал инспектора из мира его фантазий.
– Прошу прощения, если я недостаточно ясно выразился.
– Нет-нет, все в порядке. О графе… почему?
– Есть еще некоторые нерешенные вопросы, связанные с наследством, – солгал Стуки.
Но девушка не поверила.
– Инспектор, вы были знакомы с графом?
– Нет.
– Он и вас заинтересовал? Понимаю. Такой человек, как граф…
– А каким он был человеком?
– Свободным.
– Это немало. Щедрым?
– Свободным и умным.
– А это уже серьезно.
– А еще он не умел лгать самому себе.
Стуки заметил, что голос девушки слегка задрожал.
– Значит, болезнь? Что-то неизлечимое?
– Можно и так сказать.
– Антимама! Не будьте так таинственны!
– Даже так? Послушайте, инспектор, это вопрос деликатный.
«Вот оно!» – подумал Стуки, который начинал кое-что понимать.
– Другими словами, граф больше не чувствовал себя бойцовым петухом?
– Я расскажу обо всем без стеснения, но буду использовать язык, достойный памяти графа Анчилотто, – сказала Франческа. Вспыхнул огонек зажигалки. – В первый раз граф позвал меня семь месяцев назад. Он иногда звал и других, но мы с ним еще и дружили. В тот вечер граф пригласил меня на ужин, а потом к себе домой. Я помню, что было еще холодно. Мы посидели в одном из ресторанов Тревизо и поужинали очень хорошо. Он вообще никогда не скупился. Граф немного поспорил из-за вина, сказал, что информация на этикетках не всегда правдива. Официант смутился, но граф его успокоил. Сказал, что ведь это не его вина, что весь мир надевает маски и что вокруг нас одна видимость. Потом мы вернулись на виллу графа. Он попросил меня не шуметь, потому что патер еще не совсем оправился от гриппа – пусть отдохнет. Но у меня не было необходимости сдерживать себя, потому что в ту ночь ничего не получилось. «Это все то проклятое вино», – сказал мне граф со смехом. Но смех его был горьким, я это сразу поняла. Он меня потом звал к себе три ночи подряд. «Понимаешь, – сказал мне граф, – такое нужно решать сразу, нельзя оставлять на потом или не обращать внимания, как на головную боль, которая скоро пройдет». Три ночи и один и тот же результат. В последнюю ночь он стал серьезным, сел в кресло, в одно из тех кожаных красивых кресел у камина, и стал думать, как это только он делал: с высоко поднятым подбородком, глаза закрыты, будто подводил какие-то итоги. Создавалось впечатление, что он просматривал какие-то загадочные списки, невидимые инструкции. Казалось, он знал, где найти руководство о том, как решить любую жизненную проблему.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст