я снова поворачиваюсь к бару, Мира и Лав уже нет. «О, ну разумеется». Они же здесь не ради меня – это я здесь ряди них. Из-за них. Благодаря им. Однако они мне не друзья, чтобы составлять компанию. Ну, и как тогда я могу им доверять? Верить, что они не уничтожат последние крупицы моей души? Все всё уничтожают, порой даже непреднамеренно. «Я уж точно всё уничтожила».
– Выглядишь так, словно у тебя экзистенциальный кризис, – у меня перед глазами появляется бокал с красной, как вино, жидкостью, без всякого магического свечения. Не нужно даже гадать, чтобы знать, что это бледная рука Мира держит напиток. – Правда, кризис? Время неподходящее.
– Сказала же, что не хочу пить, – растерянно оглядываюсь по сторонам, но Лаверны рядом с ним нет.
– Как знаешь. – Мир делает глоток из своего бокала. – У нас час или два, которые нужно скоротать, пока Нилам не проснётся. Но это не значит, что я позволю тебе развлекаться. Гранатовый сок, никакого алкоголя. – Его голос звучит так обыденно, так услужливо, что я задумываюсь, выдало ли ему моё лицо всю мою внутреннюю скорбь или же это его очередная попытка завязать беседу. В любом случае я устала притворяться несокрушимой.
– У меня денег нет, – признаюсь я.
– Так вот почему ты весь день голодаешь? – замешательство преображает лицо Мира, смешинки пляшут в зрачках. – Никто тебя и не просит платить. Считай, ты наш гость с того света, если так проще. Да и клуб Нилама, всё за счёт заведения, – он снова суёт бокал с соком мне в руки. «Ясно теперь, почему бармен удивился. Какой идиот станет просить что-то помимо алкоголя на ночной вечеринке?» – Пошли, найдём менее назойливое местечко, чтоб ждать.
Последнее, что я замечаю, следуя за Миром обратно вверх по лестнице: Лав. И её колкий, обиженный взгляд.
Вместо того чтобы возвращаться в комнату Нилама, Мир откидывает шторы, обнажая закрытое фанерой окно в стене посреди коридора, затем отодвигает и фанеру, и я вижу пустую крышу примыкающего к этому соседнего низенького здания. Снаружи тихо и куда спокойнее, чем у меня в мыслях, так что выскальзываю без колебаний.
– Тут показывают фильмы? – спрашиваю я, увидев пластиковые стулья, повёрнутые к глухому, без окон, отрезку стены.
– Летом, – кивает Мир и осторожно перекидывает ногу через подоконник, чтобы не расплескать свой напиток. – У тебя будет возможность увидеть.
Здание стоит у реки, и зыбкие отражения уличных фонарей покоятся на чернеющей водной глади. Реку обрамляет мраморная набережная, влажная и блестящая от воды, уходящая вправо и влево так далеко, как только позволяет видеть ночь. Мрамор точно такой же, как в моём родном посёлке, разница лишь в том, что в Чернодоле сохранилась только крошечная часть этой набережной.
– Гроза собирается, – говорит Мир, останавливаясь у высокого парапета, окружающего крышу, рядом, но в безопасном шаге от меня. У него прямая спина и расслабленная поза, однако взгляд бегает по мостам, будто ища, на что отвлечься. Каким бы уверенным он ни казался, ему неуютно в моём присутствии.
И