прикосновений ко мне, я ему противна.
– И в чём же заключается моя правда? – тревога, то ли моя, то ли уже напускная, разливается горячей волной под кожей.
– Начнём с того, что я тебе не нравлюсь. – Ещё шаг. Ветер проносится между нами, растрёпывая вороные локоны Мира. Волосы у него достаточно короткие, чтобы назвать причёской, однако и достаточно длинные, чтобы можно было убрать локоны за уши, и я ловлю себя на мысли о том, что хочу протянуть руку и исправить созданный ветром беспорядок. «Прямо сейчас мне не нравится, что я предпочитаю тебя одиночеству».
Нет, это не по-настоящему.
Я не боюсь.
Не очарована.
Может, это чувства Полины, а не магия? Дежавю? Может, они вдвоём когда-то уже стояли на этой самой крыше, и Лав когда-то уже ревновала их? Единственный фонарь в углу отбрасывает на нас свет, и лицо Мира похоже на узор из теней, пробуждающих воображение. Его челюсть и скулы бледны, словно вырезаны из мрамора, как статуи ангелов на мостовой, а мрак клубится в его глубоко посаженных глазах, будто он и не человек вовсе. Кем бы ты ни представлял этот мрак – это он. Он мог бы даже быть Владом. Мир ни капли не похож на Влада при свете дня, однако здесь и сейчас… «Давай сыграем в игру». Он ведь не хотел рассказывать мне свою правду, а хотел послушать мою. «И? Ты поверила в то, что тебе сказали?» Испытать меня.
Мысль как тупой нож, вонзённый в грудь собственными руками. «У Мира есть шрам. У Мира есть магия. Мир – ведьмак». И вот оно, то самое чувство, когда стоишь у смертельной пропасти: сдавайся в её объятия или беги.
Но почему же меня пугают его слова, а не он сам?
– Это всё, что ты можешь сказать? – я выпрямляю спину, бросая ему вызов, не позволяя себе стушеваться. Мир едва ли выше меня, и я использую это, покачиваясь на цыпочках, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Чтобы мы были на равных.
Он моргает, смутившись, и уверенность на секунду тускнеет в его глазах. Однако потом собирается с новой силой, угрюмой и тёмной, как копоть.
– Дело не в магии, а в том, что видно невооружённым глазом, – говорит он. – Я наблюдаю за тобой всего день и уже вижу, что ты отворачиваешься от каждой возможности, какая тебе выпадает.
«Я ищу возможности, придурок».
– Отшучиваешься, притворяешься, играешь в равнодушие, врёшь всем, включая саму себя, потому что… почему? – последний шаг, и я в ловушке. Мир теперь слишком близко, чтобы это можно было назвать вежливой дистанцией. Чувствую тепло его тела, загораживающее меня от ветра. Это беспокоит, это интригует и злит, это… не знаю, и не хочу даже думать об этом, но понимаю, что смогу даже дотянуться до его губ, если всё-таки позволю себе представить, что передо мной Влад. – Ожидаешь какого-то нападения, ждёшь войны, готовишься к предательству ещё до того, как то произошло? Потому что кто-то однажды предал тебя, хотя ты даже не помнишь кто, даже не говоришь, что чувствуешь на самом деле.
«Злость».
– Страх, – понизив голос, он продолжает тихо, почти что издевательски ласково. – Не рассказываешь о своём прошлом и даже не