только дорога через Китай, но там, насколько знаю, дорог до Владика нет.
– Ну-ну… На федералке, говорят, фраера, но так мы бы с ним базар общий нашли, – хохотнул лысый мужик, что жарил сало на костре. – Ежели чего, так быстро этим духарикам по рогам настучим!
Это был Сухарь. Последний раз он отсидел за кражу каких-то драгоценностей еще двадцать лет назад, но бандитский говор остался с ним навечно.
Беркут еще раз взглянул на карту, потом на меня. Я сразу понял, чего он хотел.
– После того как прибудем на место, попытаемся установить контакт с тамошними военными, если они, конечно, есть, – сказал я. – Отыщем вышки, установим связь с нашими, доложим обо всем. Дальше найдем баржи, снарядимся как следует и отправимся на Сахалин.
Беркут нахмурился.
Соглашался он на эту вылазку тоже с очень большим трудом. Я долго ему объяснял, что это единственный возможный вариант нашего спасения. Только сбежав на острова мы сможем найти место, свободное от поражённых радиацией тварей, голода и повсеместной смерти. Только там мы заживем нормально. А здесь, на отравленных землях, где приходится срывать себе спины, чтобы дожить до завтра, где обезумевшие от голода и холода гражданские да военные, потерявшие всякую честь и достоинство, готовы рвать друг другу глотки, чтобы съесть последнюю консерву тушенки. Здесь, где мутанты жмут нас все плотнее и плотнее, уничтожая оплот за оплотом, мы не сможем найти жизни. А он все надеялся на идею Рома. Дескать, здесь тоже сможем жить, дай только время. Только вот когда стаи мутантов стали жрать приличный процент солдат, Беркута оказалось легко переубедить. Это был наш единственный шанс найти ковчег.
– Уже поздно сдаваться, Степаныч, – медленно проговорил я после недолгого молчания, – все эти бойцы знают, на что идут. Каждый, каждый верит в спасение. Даже если ради него придется пожертвовать жизнью.
Народу и правда было много. Сотня крепких солдат отважилась на рывок за периметр, в полную неизвестность. Сейчас все сидели и болтали кто о чем. Горели костры, слышался гундеж и треп сталкеров. Пахло жареным мясом.
– Если ты прав, Егерь, – сказал Ржавый, почесывая щетину, – то я наконец-то спокойно заживу. Быть может, остепенюсь.
– Ты-то? – послышался басистый голос из темноты, куда не проникал свет костра. – Не смеши. С твоей взбалмошностью, любая коней двинет.
Сухарь рассмеялся.
– Это ты верно подметил, Колян. Сам-то на кого малого оставил?
– Тетка присмотрит, – ответил сталкер, – он с ней хорошо ладит.
– А подрастет когда, что ты ему про мать скажешь? – не церемонясь спросил Клим, что развалился на валуне рядом со мной.
Бывший в прошлом кузнецом, он был широк в плечах, обладал густой черной бородой, с проседью и длинными, ниспадающими до плеч, такими же густыми волосами.
Колян вздохнул.
– Скажу, что в аварии погибла, еще до Взрывов – наконец сказал он. – Нечего ему лишнего знать.
О бывшей жене Буйвола знали только мы пятеро.
Женился на ней Колян почти сразу