пришел в себя. Его не смутило, что рядом стоял Соловьев.
– Это ты мне, Данил?
– А? Нет. Не вам…
Ему предстояло многое осмыслить.
Спустя несколько часов он впервые поднялся и, на удивление престарелого врача, довольно быстро вернулся в жизнь. Впервые за столько мучительных дней ему удалось нормально поесть. Пусть это и был самый паршивый, наполовину опустошенный сухпаёк, парень не возражал, хотя, кажется, жрать захотелось ещё больше.
Доедая банку тушенки, он все еще с недоумением поглядывал то на врача, то на себя. Было что-то во всем что-то подозрительное, иллюзорное и ускользающее из-под пальцев. Будто он так и не вышел из своих кошмаров. Сердце стучало, руки нервно дергались, не позволяя удержать мясо в ложке. Юнец то и дело ощупывал повязку, не веря, что действительно утратил половину зрения. Несколько раз даже пытался приподнять черную повязку, но, поймав на себе суровый взгляд врача, прекратил попытки. Наконец, закончив трапезу, обратился к Соловьеву:
– Это же всё… правда? – голос дрожал, выжившвший то и дело нервно глотал воздух.
– Да, все правда. Повезло, что мы тебя вытащили, – мрачно ответил доктор, перебирая в руках старенькие, запыленные временем очки.
– Мы? – спросил Даня, но тут же одернулся.
«Все передохли из-за него… Даже дядя… А он считал этого мудака своим другом… – нахмурился юнец, но ничего не сказал. – Нужно идти в казармы, там все переварю.»
– В общем, спасибо вам за все… Мне надо идти.
– Стоять, – старичок крепко вцепился в плечо мальчишке. – Ты уж прости, но пока тебе никуда нельзя.
– Это ещё почему?
– А потому, – врач вздохнул, постепенно разжимая пальцы, – что ты подцепил болячку. Очень скверную болячку.
– Что…
– Не перебивай старших. – спокойно, но с предельной серьезностью ответил врач. – Вирус, хворь, порчу, называй как хочешь. По-хорошему, ты сейчас должен лежать со своими товарищами глубоко под землей. Но, божьим чудом или дьявольским промыслом, ты выжил, заплатив всего лишь глазом.
Даня недоумевал.
– Так вышло, что все полегли и остался ты да Егерь, – продолжил Док. – Тебя забила лихорадка, а потому ему пришлось тащить тебя на себе, до самого пункта. Мало того, он ещё и обеспечил твоё лечение: притащил ворох лекарств, без которых бы ты… – врач провел пальцем по горлу. – А ты жив-здоров. Только вот болен.
Парень еще раз недоверчиво посмотрел на врача, вдохнул неприятный, больничный запах фенола. Поморщился.
В голове шуршали обрывки мыслей, эмоции сменялись одна на другую ежесекундно, а предметы вокруг да и сам Соловьев расплывались и снова обретали черты.
– Ты слишком быстро восстановился, – хмыкнул врач, – но эмоционально нестабилен. Упаси Бог если ты – переносчик. Тогда весь пункт превратится в это нечто, чем стал Чеснок.
– А что с ним?! – Даня вскочил с кровати. Но тут же остыл.
Пролетел ещё час, пока Соловьев объяснял Данилу происходящее. Казалось, что