ветер.
Возвращается ветер
На круги своя.
1967
«Долго ль будешь ты подниматься по лестнице…»
Долго ль будешь ты подниматься по лестнице,
Бессмертный возлюбленный мой,
Пока не ужалит тебя звезда?
Долго ль будешь спускаться вниз,
Пока не коснешься брезгливо
Пальцами правой ноги
Моря леммингов, крысиного моря?
О! О! О!
Легче ль было в доме Атридов?
Лучше ли в Гефсиманском саду?
На Черной – Богом проклятой – речке?
Долго ль будешь ты подниматься по лестнице
И снова спускаться вниз?
1972
«Луна на том берегу…»
Луна на том берегу
Бросила мне конец полотенца.
Я стала обматывать полотенцем
Черные обгорелые пни,
Черные обгорелые головы…
Но мне не хватило луны.
1964
«День сначала был шестикрыл…»
День сначала был шестикрыл.
Это видели я и птицы,
Но, как ворох нудных петиций,
Ветер листья перешерстил.
Поднимается облако пыли
И угрюмо трясет головой.
Вот теперь мы и вправду поплыли,
Как и должно, в обнимку с землей.
Ни юродивого «за грехи»,
Ни первин святого испуга.
Добросовестно, как петухи,
Молнии повторяют друг друга.
Перемычка, коровий брод,
Коридоры, набитые пухом…
Не по этим мосткам перейдет
Стержень мой, именуемый духом.
1967
«Приоткрыли насильно…»
Приоткрыли насильно
Глухие осторожные створки
И положили песчинку.
Скрип песчинки
В каждой жемчужине.
1964
«Я спускалась в колодец лет…»
Я спускалась в колодец лет,
Как зондирует луч больной зрачок,
Как черную ночь испытует восток.
В глубокий жестокий колодец лет
Лживей нет и чернее нет.
Я ходила по челюстям,
По разрозненным челюстям,
По височным и лобным костям.
Как головы
Водяных лилий,
Они мои пальцы холодили.
Я спрашивала: «Кто ты? Кто ты?»
И эхо отбрасывало: «Ты!»
И луч возвращался опять на высоты
С высокой подземной глуботы.
1967
«Дети кричали, как птицы…»
Дети кричали, как птицы,
Когда они раздувают горло
И закрывают глаза.
Один кричал:
«Томагавк!»
Другой кричал:
«Самолет!»
1964
«Я иду по краю…»
Я иду по краю
Шириной в два пальца ноги,
Ощупью, как дымок на дожде.
Не окликай меня!
1964
«Я думала…»
Я думала,
День прошел сквозь меня
От черного неба