промолчала.
– С тех пор, как случился шторм, и как я встретила вас, что-то изменилось. Я как будто начала замечать что-то… – продолжила Селин.
– Не обращайте внимания, почтенная гостья. Мне кажется, вам жизненно важно не обращать на это внимания, – монотонно проговорила Элиза. Она не была уверена в том, что это правильное решение.
– Да, я помню. Как вы и просили, я приведу к вам отца.
– Кажется, нет, – болезненно проговорила Элиза роясь в захваченном с собой мешке. В городе происходило что-то не слишком обыденное. Какие-то крики. Далекий колокол зазвонил и умолк, не отсчитав и четырех ударов, хотя уже начинало смеркаться.
– Вот, – сказала она, протягивая Селин саше, – если что, откройте и скажите, как я учила. Уговор отменяется. Больше не нужно приходить в трактир. Встретимся у той мельницы ближе к полуночи.
Она указала на остов мельницы вдали.
Элизе было неприятно показывать такую неуверенность в только что выстроенном плане, но она все-таки слишком сильно ослабла после казни. Чего уж говорить о чаепитии…
И все-таки не зря она попросила Селин захватить с собой ее шубу и воротник.
Запасной план – это тоже план.
Элиза спускалась в город натянув на глаза облезлый капюшон. Возвращаться в трактир не было смысла. Где-то близ церкви слышались выкрики толпы – примерно той толпы, что собирается разорвать на куски зарвавшегося феодала. Она прекрасно помнила это из опыта второго венчания. Правда, не вполне своего – это было венчание Марии. Элиза на нем была лишь высокой гостьей. (Особых причин заняться им не было, ей просто нравились беседы с Марией.)
Барон Реньон был талантливым военачальником. Его личная полуторатысячная дружина вселяла ужас во всех потенциальных врагов. Да и баловал он ее чрезмерно – спускал ей с рук практически все. И вечно находил правдоподобные отговорки против того, чтобы отправиться с экспедицией на юг – в его феоде и правда повсюду тлели очаги восстаний, затоптать которые было по силам лишь его личной дружине. Отец Марии же как раз завяз в южной кампании (хотя Элиза подозревала, что все дело в том, что он, вместо того, чтобы предавать огню город за городом, до хрипоты спорит с переводчиками в библиотеках иноверцев). Однако энвой военного советника живописал Марии всю бедственность положения ее отца, не продвинувшегося за последние два года и на лье из взятого Амальхаража. Потрясая донесениями он рисовал, как даже женщины этого коварного врага сумели совратить уже двоих рыцарей его личной охраны и пятую часть еще совсем молодых и неопытных солдат, многие из которых уже успели завести семьи по местным еретическим традициям.
Элиза несколько раз выслушивала от Марии пересказ этих запугиваний, но ни разу не могла сдержать смех. Кто же знал, что Мария была серьезна, когда говорила о том, что «а вдруг папенька сейчас и правда сражается из последних сил? А вдруг только я смогу привести помощь? А вдруг это единственный