пуговичное производство, отошедшее после его смерти к дяде Офелии. Мистер Лейтон любил сам следить за делами, а в последние годы увлекся торговлей – так и познакомился с Уильямом Рэдклиффом, который перебрался к тому времени в их тихую местность.
Через девятнадцать лет Офелия могла бы прочесть у Веблена, что «богатство или власть нужно сделать очевидными, ибо уважение оказывается только на предоставлении доказательств»[25]. Тогда бы она поняла, что именно этому правилу неотступно следует ее опекун, и подтвердила бы, что весь Рэкдлифф-холл – отражение философии праздного класса во всем его вопиющем великолепии.
Однако знакомство мисс Лейтон с праздным классом начиналось уже сегодня. В город они с Рэдклиффом выезжали уже несколько раз: то к галантерейщику, то к модистке, то с визитом вежливости к графским знакомым. Но сегодня ее боевое крещение – она отправляется в оперу! В Королевском оперном театре на премьеру соберется весь цвет столичного общества и, по слухам, будет даже сама королева!
Утром прислали наряд, над которым лучшая столичная мастерица трудилась неделями. С трепетом девочки, впервые вступившей во взрослую жизнь, Офелия облачилась в платье из шелка цвета розового шампанского, отделанное сборчатым воланом и аппликациями из кружев. Еще ни один из кокетливых нарядов не скрывал так ее недостатков и не подчеркивал достоинств. Корсет на китовом усе впивался в тело так, что трудно было дышать, зато талия сделалась осиной, а очень глубокий вырез и короткие рукава, дозволенные вечерней модой, обнажили шею и высокую грудь. Замерев на пуфе, следила Офелия в зеркале, как служанка подкрепляет ее волосы пышным шиньоном и украшает их искусственными цветами. С благоговением облачилась в атласные оперные перчатки и достала из коробки белый кружевной веер, с которым всю неделю репетировала перед трюмо.
Когда на парадной лестнице Офелия Лейтон бросила последний взгляд в зеркало, ее самомнение воспарило до небывалых высот. Она только сейчас осознала, что вчера была неуклюжим подростком, а сегодня стала уже дочерью Евы, на которую не грех посмотреть с восхищением. Все балы в Эссексе являлись пробой – теперь же пробил ее час. На ухо ей словно бы прошептал голос Рэдклиффа: «Лорелея, вы опасны, безжалостны».
В парадную, где ожидал покровитель, она хотела сойти чинно, высоко подняв подбородок, но поняв, что опаздывает, сбежала поспешно, радостная и румяная от волнения.
Лорд Рэдклифф уже поглядывал на часы. Он, как всегда, одетый с иголочки, превзошел сам себя, и Офелию обдало волной удовольствия. Она затаила дыхание, предвкушая его изумление, ожидая, как он с куртуазностью скажет…
– Вы задержались, мисс Лейтон!
– Простите… Как вам нравится платье? – поникшим голосом поинтересовалась она.
– Лучше ваших монашеских ряс и шляпок с колибри, – сдержанно улыбнулся его милость. – Видите, я сделал из вас человека.
Офелия закусила губу, но пообещала себе не лишаться торжественного настроя. Заливаясь румянцем