птиц.
Ее колени давно затекли, голова плыла все сильнее, и голос мухтарама, казалось, раздавался издалека. Наставник считает, что она подходит для личной стражи молодого наследника? Наверное, так и есть, раз и Халиф согласен. Правда, нужно, чтобы сын одобрил…
Одобрит ли?
Вокруг суетятся слуги. Поднимают фату с колен и долго ведут в дальнюю комнату – слишком тесную для Дворца. В комнате темно и душно, а еще – неприятно – от скользких пальцев под рубахой: молодую стражницу следует обыскать.
Аниса терпит. Снова считает коридоры и позволяет себя оглядеть.
Только наследнику она, кажется, безразлична. Почти. Впрочем, как и он – ей. Наверное, именно потому запоминается с той встречи один лишь золоченый зал со множеством резных арок, в котором будущий правитель играет с друзьями в алькерк.
Молодой Халиф едва смотрит на Анису. Аккуратно перешагивает изящной шашкой через две другие, собирает те в ладонь, и, отложив в сторону, отвечает:
– Если отец так пожелал.
Всего четыре слова, но после них жизнь фаты снова меняется…
– Помнишь охоту? Пустыня тогда почти сожрала тебя, а я – спас… впрочем, тоже зря.
Аниса помнила. Охоту как последнее испытание. И почти потерянную надежду. Последнюю попытку выжить…
…об охоте ей говорят почти сразу, тайком: несколько мальчишек, которых мухтарам тоже отобрал для личной стражи самого Халифа. Пытаются напугать?
– Об охоте узнать заранее невозможно.
Паренек лет шестнадцати, одетый так же, как сама Аниса, говорит полушепотом: боится. Он худой и жилистый, высокий не в меру, отчего, видно, чуть несуразный. И носит странное имя, никак не желающее запоминаться фате.
– Не предупреждает никто. Просто… проснешься одним днем за стенами Аль-Акки, в Пустыне. А дальше – поединок с самим мухтарамом. До приручения ездового зверя или до самой смерти, если не дотянешься до пальмовой свирели. Скорпионы ведь выпускаются из стойбищ голодными, и уцелеть можно лишь одним путем.
– Каким? – Забытый страх снова пытается обжиться в Анисином разуме, и на долю секунды все внутри нее сжимается в комок.
– Ты не знаешь? Скорпионов из Пустыни приводит чаровед, и только старым богам известно, что происходит с ними, прежде чем те станут слушаться звуков пальмового рожка. Просвистишь в него – зверь приручен. Нет – сожрет.
Больше того паренька Аниса не видела, и комнату его скоро отдали другому. А потом и сама фата нашла себя среди барханов. Выжила. И потеряла последнее, что осталось у нее от прежней жизни – имя…
Мухтарам медленно обнажил второй клинок и, глядя на Гюрзу, произнес:
– Если бы ты не выронила стекло, было бы сложнее. Я ведь по крови шел, след искал. Это трудно, потому как джинный амулет и запахи скрывать способен.
Стоящий напротив повел носом, сверяя по памяти аромат капель. И звериная натура его чуть не прорвалась.
Тому, кто занял тело наставника, держать себя становится все сложнее. Анисина