вошедшие вместе с советским контингентом войск в Чехословакию, особо не церемонились с местным населением, в случае непослушания тут же брали оружие наизготовку и при малейшем подозрении на агрессию со стороны чехов применяли его без предупреждения. Спаситель Сашка, не обращая никакого внимания на плач и стоны в зарослях кустарника, подошёл к Максиму, отложил оружие и быстро оказал десантнику первую помощь – обработал рану, перевязал голову, сделал обезболивающий укол и по рации связался со своими. Всё это заняло несколько минут, после чего немец повернулся к Сашку, успевшему прийти в себя.
– Ком, рус, – показал он в направлении зарослей.
Метрах в пятнадцати от дороги лежал первый чех и громко стонал. Парню было столько же лет, сколько и молодым солдатам, подошедшим к нему, – лет двадцать, не больше. Глаза у него помутнели, веки слабо подрагивали, рана в груди несчастного была страшной и не оставляла ему почти никаких шансов на жизнь. Немец передёрнул затвор и выстрелил одиночным в голову. Чех всхрипнул и затих. Сашко с благоговейным ужасом смотрел на деловито спокойного немца, который молча присел перед жертвой, быстро обшарил его карманы, достал какой-то документ и положил его в свой планшет.
– Ком, рус, – вновь поманил за собой Сашка немецкий солдат.
Пройдя ещё метров двадцать, военнослужащие обнаружили насмерть перепуганного паренька лет шестнадцати, который обречённо сидел на земле и громко всхлипывал. У мальчишки была прострелена нога.
– Аусвайс! – навёл на паренька автомат немец. – Шнель!
– Не аусвайс, – растёр слёзы по лицу мальчишка.
– Наме?
– Александр.
– Надо же, тёзка, – удивился ответу Сашко.
Немец, впервые услышав голос Сашка, холодно улыбнулся и похлопал его по плечу:
– Гут, рус!
После этого он показал на висящий на плече Ярошука «калашник».
– Хор ауф дамит.[3]
– Я? – испуганно отпрянул в сторону Сашко.
– Я, я, – утвердительно кивнул немец.
– Я не могу, я не убивал людей, давай сам, – попытался выкрутиться из страшного положения Сашко.
– Пайн. Ду. Дас ист дайне райхенфольге[4], – отрицательно покачал головой немец и вновь указал на автомат Сашка. – Шнель!
Сашко дрожащими руками снял оружие с плеча, передёрнул затвор и, закрыв глаза, выстрелил в несчастного мальчишку.
– Шарфшутце![5] – брезгливо ухмыльнулся немец, прощупывая сонную артерию убитого. – Ист тот[6].
Ярошука вырвало.
Через минуту к ним с автоматами наперевес подбежал по меньшей мере взвод аэродромовских десантников.
– Что тут произошло, сержант Ярошук? – обратился к нему взводный, косясь на труп паренька
– Я… это… Мы… это… С Максимом. Они первые… А потом… Вот он… Я не хотел. Они первые… – не мог прийти в себя Сашко.
Лейтенант