Агнесса застыла, не зная, куда ей идти.
– Почтовая карета стоит на выезде из деревни, – сообщила старая ведьма. – Как там эпидемия грыппа, прошла уже?
– Остался только Ликон, никак не может выздороветь.
– Это тот, что вечно вокруг тебя вьётся? – понимающе спросила Изельда. – Зайду к нему завтра. Уверена, зараза сама собой улетучится.
– Эээ, – протянула Агни, – ну, до свиданья что ли.
– Лёгкой дороги, счастья, здоровья, вперёд! – решительно выталкивая её на улицу, ответила старая ведьма. – Раньше весны обратно не жду!
Неожиданно для себя ведьма вновь оказалась на улице, только уже в другой одежде и с неудобной сумкой на плечах. В этом заключались издержки жизни с бабушкой Изельдой – та, имея возможность подглядывать в будущее, была непобедима в спорах или таких вот ситуациях. Можно ли возразить человеку, твёрдо знающему, что Агнессе нужно куда-то поехать? Нет, конечно. Даже вопрос вроде «а раньше сказать было нельзя?» воспринимался в штыки.
Размышляя над этим, Агни практически миновала деревню. Глубоко уйдя в собственные мысли, ведьма отвлеклась от процесса ходьбы, пропустила замерзшую лужу и, разумеется, поскользнулась. Хотя падение не было каким-то болезненным и досталось в основном сумке, Агнесса так и осталась лежать, глядя на небо, затянутое серыми тучами.
Рядом послышался хруст снега, приглушённое насморком дыхание и вот, заслоняя скучные тучи, появилось заинтересованное лицо Ликона.
– Что делаешь? – неуверенный в том, что он видит, спросил юноша.
– Уезжаю, – честно призналась Агнесса; дождавшись, пока на лице сверху возникнет выражение растерянности, она добавила, – бабушка послала меня лечить жену какого-то там графа.
– А можно с тобой? – неожиданно для всех, включая себя, спросил Ликон.
Агни хотела сказать «нет», но замерла с открытым ртом. Изельда ничего не сказала по этому поводу. Любое пророчество начинает работать только в тот момент, когда оно высказано в слух. Если бы старая ведьма хотела чего-то конкретного, то могла бы просто кинуть фразу: «а ещё с тобой попрётся Ликон», и это было бы предрешено. Молчание в данном случае давало Агнессе свободу, и она собиралась ей воспользоваться.
В ней взыграли те же чувства, что возникают у непослушного ребёнка, когда ему твердят надеть шапку, не то отморозит уши, а он, напротив, запихивает её поглубже в сугроб.
***
Почтовый фургон представлял из себя весьма потрёпанное временем сооружение, кое-как сколоченное из дерева, с какой-то шерстяной гусеницей на козлах. То был почтальон, укутанный так, что из-под одежды торчали только руки.
– Мне сказали, что будет только одна! – крикнул он, заметив Ликона, тянущего свою торбу.
– Ничего, мы вместимся, – отмахнулась Агнесса, побыстрее забираясь вовнутрь.
Внутри на удивление было даже душно. Сказывалось то, что почти всё место занимали двое спавших незнакомцев. Тот, который сопел справа, укутавшись по самую макушку, на новоприбывших даже не