женских ботиков стучали и стучали по камням, быстро, часто, решительно.
– А ну, стой!
Дорогу ей загородили четверо. Двое в долгополых солдатских шинелях, один в поношенном пальто и четвёртый в коротком полушубке, явно женском.
Тускло блеснул ствол «нагана».
– Пальтецо сымай, живо! Всё сымай!
Четверо мигом обступили женщину, пихнули к стене, отрезая дорогу к бегству.
– Скидавай! Скидавай одёжу! Кольца, серьги, всё давай!
Бледные и тонкие губы женщины чуть заметно дрогнули. Руки её по-прежнему прятались в круглой муфточке; и сама она по-прежнему молчала.
Грабители потеряли терпение.
– Ах ты ж!.. – Рябой солдат (или, скорее, дезертир: с шинели срезаны и погоны, и нашивки, и даже петлицы) потянулся было схватить её за отворот пальто.
Тонкая рука вынырнула из муфты.
Сухо треснул выстрел. Выстрел небольшого дамского «браунинга» калибра 6,35 миллиметра.
И за ним сразу второй и третий.
Рябой дезертир с «наганом» рухнул первым, рядом с ним другой. Третий, в пальто, только и успел, что схватиться за пробитый лоб. Последний, в женском полушубке, бросился было наутёк, но поймал пулю бедром, взвыл, покатился, не переставая орать.
Лиговка равнодушно приняла его крики. Ни в одном окне не вспыхнул огонь.
Женщина аккуратно подобрала «наган». Подошла к раненому, наклонилась, подняла «браунинг», спокойно прицелилась прямо в голову грабителю.
– Прости… пощади… Христом-богом молю… Господи Боже, Царица Небесная… – затрясся раненый.
– А та, с которой ты полушубок снял, – её ты пожалел? – негромко и страшно сказала женщина. Дуло «браунинга» в её руках не дрожало, чёрный зрачок смотрел прямо в глаза грабителю.
– Милостивица… не на-а-адо…
Позади них на пустой и мёртвой улице вдруг зафыркали моторы, брызнул яркий свет автомобильных фар. Скрип тормозов и резкое:
– Всем стоять! Что тут происходит?!
Женщина медленно обернулась, даже и не думая спрятать оружие. В левой руке она держала подобранный «наган».
С подножки автомотора спрыгнул высокий и плечистый человек в кожанке, «маузер» наготове. Бегло взглянул на трупы, на скулящего раненого. За новоприбывшим в свете фар блестели штыки его отряда.
– Комиссар отряда охраны Петросовета Жадов, – чётко, по-военному, представился он. – Что случилось?
– Так разве не видно, гражданин комиссар? – раздался вдруг густой бас из-за спин. – Барышня одна возвращались, эти на неё и напали, поживиться хотели. Раздеть, как и остальных, гражданин комиссар, что мы сегодня видели.
– Да вот только барышня-то того, с зубами оказалась! – хохотнул другой голос.
Раненый стонал и дёргался. Трое других грабителей лежали неподвижно, застыв уже навсегда.
– У того, что жив, прострелено бедро, – холодно и невозмутимо сказала женщина. – Если его перевязать и остановить кровопотерю, он выживет.
Комиссар Жадов кивнул. Двое с