Ивановна. А что, неужели я так плохо выгляжу, что ко мне надо обращаться словно к старухе?
– Нет, нет, что вы, нет! – смешался комиссар. – Положено так… простите… Значит, садитесь, садитесь, сюда, в кабину… Мы тут в бывшем участке, здесь недалеко…
Ирина Ивановна Шульц едва заметно улыбнулась и поставила ботик на подножку автомотора.
– Значит, Ирина Ивановна, вы – учительница?
– Да.
Жадов обмакнул перо, старательно вывел что-то на бланке. Бланк был уже новым, без императорского орла. Вернее, орёл-то имелся, но выглядел он больше как ощипанная курица. Ни корон, ни державы, ни скипетра…
Комиссар перехватил её взгляд.
– Да-да, эмблема уже новая. Это эти, временные, так их, простите, и разэтак. Придумали… управились быстро… да только разве ж трудовому народу орлы всякие нужны? Нет, не нужны, Ирина Ивановна, никак не нужны…
Скверное перо скрипело, словно пыточный инструмент. В бывшем кабинете начальника полицейского участка был относительный порядок, от разгрома он уцелел. Только исчез со стены портрет государя, остался тёмный прямоугольник, словно призрак.
– Род занятий… у-чи-тель-ни-ца, – старательно выводил меж тем Жадов.
– Писаря б позвали, гражданин комиссар.
– Нет у нас писарей, всё сами. Незачем бойцов отвлекать… да и пишут они, между нами… курица лапой и то лучше справится. А старые кадры все попрятались, разбежались, боятся гнева народных масс, гады!
Ирина Ивановна слегка кивнула.
– Конечно. Они и должны бояться.
– Революция карает лишь тех, кто запятнал себя преступлениями против рабочего класса и беднейшего крестьянства! За кем не числится никаких злодеяний, могут ничего не бояться, – пылко и убеждённо бросил комиссар. – Значит, учительница… Место работы?
– Александровский кадетский корпус, – спокойно ответила госпожа Шульц.
Жадов поднял бровь. Перо так и замерло в его руке, не достигнув чернильницы.
– Вы? В кадетском корпусе?
– Да. Зачем мне вам лгать, тем более что мою ложь было бы очень легко разоблачить?
– О да! – Жадов тут же расправил плечи. – Разоблачить – это мы можем!
– Ну вот. Поэтому я и говорю как есть. – Она пожала плечами. – Я преподаю… то есть преподавала русскую словесность. Вы находите это странным, гражданин комиссар?
– Признаться, да. Как-то не встречал раньше женщин-учительниц в мужских классах. Как же вы там оказались?
– Мне нужна была работа, а в корпусе открылась срочная вакансия по тяжёлой болезни прежнего наставника. Другой только что вышел в отставку; быстро заполнить место не удалось, и моё прошение удовлетворили. Военное ведомство неплохо платило, а у меня на иждивении старики-родители и двое младших братьев.
– Понятно… это там вы так выучились стрелять?
– Да. В корпусе имелись толковые наставники.
– Толковые наставники? Поди, муж ваш?
Ирина Ивановна Шульц ответила ровным, спокойным и холодным голосом:
– Я