колыхнулись с сухим перестуком. Он испуганно замер, боясь быть услышанным. В тот же момент где-то у горизонта громыхнуло. Сухой этот треск покатился по воде, цепляя низкие волны, будто прыгая с волны на волну, долетел до острова, накрыл его грохотом, и быстро угас, рассыпавшись шелестом листвы.
«За что меня могут убить? Ведь должен быть мотив! А, вот в чем дело! Как я сразу не догадался! Помнишь, ты сочинил тему? Она была так хороша! В ее природе уже был заложен симфонизм, ее детали обещали увлекательную драматургию, мощь рождала невероятные чувства, смешивала радость и скорбь, обнажала низость души и вселяла надежду на очищение, на прекрасное! Ты начал работать над ней, но что-то исчезло, свобода и легкость словно растворились в воздухе. Ты запер листы в стол, боясь к ним вернуться, боясь им не соответствовать. Спустя год, когда ты еще ходил на концерты в филармонию, ты вдруг услышал ее вновь! Это был фортепьянный концерт. За дирижерским пультом был автор, незнакомый тебе музыкант. Музыка, а это была она, твоя музыка, твоя душа и озарение, была настолько прекрасной, что из-за нее можно было убить! Тогда тебе впервые пришла эта мысль. Убить этого незнакомца! Когда звучали овации, и ты сам аплодировал громче всех, первая скрипка посмотрел на тебя и постучал смычком по струнам, относясь именно к тебе. Дирижер заметил это, изменился в лице и в глазах его появилась ненависть. Он тоже готов был убить! И потому послала сюда „грибника“! Но тому концерту уже скоро полтора года! Прошло время, и он, подававший надежды музыкант, уже совсем исчез, как в дымовой завесе, в бесконечных пьяных грезах, исчез для друзей и знакомых. И он думал, что для незнакомца тоже. О, нет! Я знаю, музыканты злопамятны и мстительны!»
IX.
Мирон что-то мычал, закрыв лицо руками и мотая головой. «Грибник» подтащил лодку к берегу, обмотал цепь вокруг ствола березы, щелкнул замком, приковывая ее, и ключ положил себе в карман. Мирон сидел на берегу и раскачивался, пытаясь унять боль.
– Ты, урод, – позвал «Грибник», – вставай, пошли искать этого Робинзона. И даже не думай оставить меня здесь. Слышишь меня? Ключ от мотора у тебя, от лодки – у меня. Это – по справедливости. Пошли, Синдбад – мореход!
– Ты кончишь его, ты убьешь! Скажи, да? – Мирон размазывал красные сопли по лицу и отползал от наступавшего на него «грибника», – зачем он тебе?
Тот остановился. Закурил, потом присел. Помолчал, затягиваясь дымом.
– Слышь, Мирон, он меня в лесу давеча видел. Ты бы, кретин, лучше яму прикрывал, а то за тобой вечно приходится доделывать. Все будет нормально, так что не ссы! С этим Робинзоном договоримся. И все! Разбежимся. Ты только до холодов не дергайся, плавай на лодочке, вози туристов.
– Ага, договоришься ты, – всхлипывая пробубнил Мирон и поднялся, – ладно, пошли искать.
Они начали подниматься по пологому склону, свернули на тропинку, которая вела через высокие валуны вглубь леса. Когда их шаги стихли, и фигуры