а от себя ведь не убежишь. Я вот где-то читал, что организм вырабатывает такие клетки, которые убивают инфекцию. Иногда в организме что-то путается, и такие клетки начинают убивать тебя самого. Ты их создал, а они взбесившиеся тебя медленно убивают. Понимаешь?
Витька смотрел на него и молчал. Потом спросил:
– Ты что, сам себя убиваешь? Это грех!
– Грех? Это перед кем же? Я что ли сам такую жизнь себе устроил?
Витька ушел по берегу вперед и голос его едва доносился до Виктора. Мальчонка стоял на камнях, которые возвышались над водой и что-то разглядывал прямо перед собой. Помолчав, он помахал ему рукой, подзывая. И снова Виктора окатило волной лихорадки. Озноб бил, сотрясая тело и сводя мышцы в мучительной истоме. Шершавый язык распух и не помещался во рту, а нижняя челюсть ходила ходуном. Так продолжалось минут пять. Его отпустило, и он обессиленный присел прямо у воды. Зачерпнул трясущейся рукой и поднес воду ко рту. Попытался сглотнуть, закашлялся и его едва не вырвало. Витька стоял поодаль от него и ждал, пока дед откашляется. С усилием поднявшись, дед подошел к мальчонке. Тот показал на воду. Виктор проследил взглядом за его рукой. Прямо перед ним отражалась его бледная, перекошенная физиономия. Волосы всклокочены, испуганные глаза. Но узнать себя можно, подумал он. Присмотревшись, когда собственное изображение расплылось и фокус переместился дальше, вглубь озера, он замер. В прозрачной воде было хорошо видно бледное лицо Мирона. Тот лежал поперек груды камней, раскинув руки, головой к берегу. Казалось, он бежал от острова и потом опрокинулся навзничь. Виктор обернулся и посмотрел вверх. Высокий покатый бок огромного валуна, с вершины которого он накануне видел камень, похожий на череп. Мирон свалился со скалы? Падая, перевернулся в воздухе? А где же этот второй, «грибник» где? Наверху, словно откликаясь на его мысль, показалась фигура. У «грибника» на голове красовалась белая капитанская фуражка с золоченым крабом.
XI.
– Эй, Робинзон, давай сюда! Поднимайся, чаю попьем!
Костер весело потрескивал, тепло расслабляло и окутывало дремой. Чайник закипал, поплевывая через носик на горящие поленья.
– Тебя звать как? – спросил «грибник», – меня Матвеем Лукичом.
На вид «грибнику» было, наверное, лет пятьдесят, и Виктор решил, ладно, пусть с отчеством, и ответил:
– Виктор. Я вас узнал, точнее, видел уже.
– Да? – ничуть не удивившись, ответил тот, – и я толковал Мирону об том же самом! Хоть мельком, но непременно заметил. Заметил – запомнил. Запомнил – сказал! Спросят – скажет! А спрашивать будут скоро. Куда, мол, человек пропал? Продал дом и пропал? А деньги его куда подевались? Верно?
После некоторого молчания продолжил:
– Как думаешь, спросят?
Виктор кивнул:
– Спросят!
– Вот! А Мирон не верил. Это же яснее ясного, что спросят! Еще удрать хотел! Смешной, честное слово!
Он окинул взглядом собеседника:
– Ты