валяются потерянные игрушки и игральные карты. От пыли начинает чесаться в носу. Свернувшись калачиком, я притягиваю Бабблза к мокрой от слез щеке, а в другой руке сжимаю телефон. Папа опускается на пол, открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но у него лишь дрожат губы, а слова так и остаются несказанными. Он проводит огромной ладонью по лицу и ерошит волосы.
Я понимаю, что он собирается оставить меня здесь, поэтому выпаливаю:
– Мама сказала, что всегда будет меня оберегать.
Всеми фибрами души я чувствую опасность.
И мамы здесь нет.
На лице отца проступает еще большая печаль, но он молчит. Он не утешает меня, как это сделала бы мама.
Перед тем как подняться, он тянет ко мне руку.
– Еще кое-что, Брант, – произносит отец, глядя на меня своими дикими, полными слез глазами. Он словно задыхается и издает звук, который я, наверное, никогда уже не забуду. Он отдает всеми кошмарами, которые мне когда-либо снились. Сжимая мою руку в последний раз, отец снова издает этот жуткий звук, что-то похожее на кашель, на плач или на ужасное прощание. Он отползает назад и шепчет сквозь непроглядную тьму:
– Закрой уши.
Он вскакивает с пола, разворачивается и выходит из моей комнаты.
Лежа под кроватью, я наблюдаю, как его ноги удаляются все дальше и дальше, а потом дверь закрывается.
Щелчок.
Комнату окутывает тишина.
Мое сердце бешено колотится, дыхание учащенное, они словно работают в одном безумном ритме. Бабблз успокаивает меня единственным возможным для него способом: выполняет роль подушки, пока я лежу, прижав колени к груди.
Я пытаюсь вспомнить все, что сказал мне отец. Нужно много чего запомнить.
«Когда взойдет солнце, набери 911».
Я сжимаю в руке телефон.
«Не спускайся вниз».
Почему я не могу спуститься вниз? Я хочу к маме. Мне нужно, чтобы она защитила меня от всех этих странных вещей, которые я не понимаю.
Кажется, было еще кое-что… последнее, что я должен был сделать, но я не могу вспомнить.
Что это было? Что же это было?
Из глаз льются слезы, щиплет в горле, мысли бешено проносятся в моем сознании.
«Еще кое-что, Брант…»
Я не могу вспомнить. О нет, я не могу вспомнить!
Пол холодный и темный, мне так одиноко. Мне страшно.
Мне никогда еще не было так страшно.
Когда, плача и крича, я зову маму, последняя просьба моего отца всплывает в памяти.
А, точно!
Закрыть…
Бум.
Я дергаюсь от громкого звука, все тело дрожит, я широко распахиваю глаза. Думаю, может, это просто фейерверк. Я все еще слышу их иногда, прямо за окном, те, что еще пускают в честь прошедшего Дня поминовения[5]. Они окрашивают небо в красивые яркие цвета. Глядя на них, я чувствую себя счастливым и улыбаюсь.
Но сейчас я не чувствую себя счастливым, и я не улыбаюсь.
Мне кажется, что это был не фейерверк.
Я все равно закрываю уши, хотя, может быть, уже слишком поздно.