к родным, чужим, знакомым.
У каждого бойца своя судьба,
Одно на всех лишь боевое знамя.
И вновь звучат заветные слова:
– Мы победим, ведь Родина за нами!
Война другая. Всё равно – война!
И смерть с бойцом, порой, в одном окопе.
Но, мужеством его поражена,
Смерть отступает, чтоб сказать Европе:
– Ожесточенья нет, любовь в сердцах,
Их боль и радость несоизмеримы!..
Всех жёны ждут!..
Ну что ещё сказать —
Как всё на свете повторимо!
Мы повторяем снова:
– С нами Бог!
Мы – русские, и в этом наша сила.
Взываем к миру, только мир оглох.
Что ж, сами справимся, ведь мы – Россия.
Любовь Гурьева
Без вести пропавший
– Бабы, Анфиску не видали? – близоруко щурясь, Роза вглядывалась в толпу женщин, каждый вечер ожидавших письмоносицу у кромки поля.
Стояла глубокая осень, но картошка была ещё не вся выкопана, и женщины дотемна ковырялись в холодной грязи, стараясь поспеть до заморозков. Рабочих рук явно недоставало, все мало-мальски здоровые мужики были на фронте. Четвёртый месяц шла война, и хоть деревня была невелика, всего-то десятка два дворов, однако уж три похоронки пришли. А из соседнего села чуть ли не каждый божий день ветер доносил отголоски протяжных женских рыданий.
Услышав Розин вопрос, каждая из женщин облегчённо выдохнула: сегодня беда прошла мимо.
– Анфиска дома сёдни, свёкор у неё совсем плох. Чё стряслось-то? – запоздало крикнул кто-то, но Роза уж убежала далеко вперёд, часто припадая на левую ногу.
Беда-бумага пришла в избу на другом конце деревни, там в голос ревела Анфисина свекровь: её сын Павел пропал без вести. Обессиленный болезнью свёкор молча смотрел в угол с иконами, только по морщинистым щекам его катились слёзы. Анфиса же ни слезинки не уронила, только как каменная сделалась.
– Ты бы поревела, Анфиска, полегчает, – уговаривала её Ульяна.
– Ревут по мёртвым, а Пашка мой жив, – сказала, как отрезала.
И правда ведь, похоронки не было, а без вести пропал – ещё не погиб. И никто не смог убедить Анфису в обратном.
Тем же летом ушёл в мир иной свёкор, за ним тихо сгорела свекровь.
Война давно кончилась. Выросла дочь, вышла замуж, народила деток, оставила их на попечение матери.
Так и жила Анфиса – с внуками, да с верой в возвращение мужа.
– Бабушка, а почему ты замуж больше не вышла? – спросила вдруг Вера.
Бабушка Анфиса часто рассказывала внучкам про их дедушку, которого они никогда не видели. Девчонки такие рассказы любили: сядут возле бабушки и слушают. Для них дедушка Павел был как сказочный Иван-царевич: добрый, красивый, смелый. Только война проклятая разлучила его с царевной Анфисой: ушёл он на фронт и не вернулся. Единственное письмецо от него, полученное в самом начале войны, со временем где-то затерялось. Осталась лишь старенькая карточка, на которой дедушка был снят в шапке-будёновке и со светлым взглядом из-под слегка насупленных бровей.
Дочь Нина как-то удумала отдать заезжему