поднял глаза от письма. Теллер выжидательно смотрел на него, высоко подняв брови.
– Все, как я говорил, верно?
– Да, – ответил Оппи и улыбнулся со всей возможной любезностью. – Что ж, полагаю, вас можно поздравить.
Через несколько минут Оппи вошел в лабораторию Бете.
– Ханс, я решил, что лучше будет предупредить вас заранее, пока вы еще не встретились с Теллером. Эйнштейн прислал ответ на его модель реакции синтеза.
Бете развел руками:
– Не тревожьтесь, кровопролития здесь, на Горе, не случится. Я буду великодушен к побежденному.
Оппи чиркнул спичкой, поднес огонек к трубке, пару раз пыхнул дымом и сказал:
– Не хочется вас расстраивать, но… наш любимый доктор Эйнштейн… принял сторону… нашего друга Эдварда.
– Что? Быть того не может!
Оппи взял письмо с собой. Конечно, существовал некоторый риск того, что Бете может в ярости порвать его, но теперь, после того, как был упомянут Теллер, эта вероятность становилась пренебрежимо малой.
– Читайте сами, – сказал он, протягивая собеседнику листок.
Голубые глаза Бете побежали по строчкам; высокий гладкий лоб под ежиком жестких волос нахмурился.
– Nein, – сказал он, – Herr Einstein ist ein…[30]
– Ханс, я все же не советовал бы сразу заявлять, что он Dummkopf[31].
– Но это просто невозможно!
– Не принимайте так близко к сердцу. Нам всем случается ошибаться в вычислениях.
– В вычислениях можете ошибаться вы, – отрезал Бете. – Теллер может допускать грубые ошибки. А я – не могу.
– Но Эйнштейн утверждает, что вы добавили Солнцу пять лишних миллионов градусов, – сказал Оппи, чуть заметно пожав плечами. – Вероятно, вы ошиблись в оценке его температуры.
– Оценки?! – возмущенно повторил Бете. – Это была не оценка! Моя теория основана на конкретном, реальном солнечном спектре. И температуру я вывел из спектров.
Оппи нахмурился:
– Вы анализировали спектры сами или поручили кому-нибудь из своих…
– Конечно, сам. Лично. В Корнелле.
– Что ж, когда война закончится, вы сможете проверить…
– Я проверю немедленно! – заявил Бете. – Попрошу кого-нибудь из коллег прислать сюда фотопластинки.
– Это не так важно…
– Вы ведь знаете, каким бывает злорадство Теллера? Нет, это не просто важно, а необходимо. Если, как утверждает Эйнштейн, температура на Солнце слишком низка для синтеза углеродно-азотно-кислородного цикла, то откуда же взялись обнаруженные мною углеродные линии?
– Ну, если допустить, что они существуют…
– Оппи, они существуют! – Морщина на лбу Бете углубилась и стала поразительно похожей на дугу транспортира. – Но если Солнце всегда было таким холодным – всего пятнадцать миллионов градусов, – значит…
– Тогда в его спектрах