Разве мне, девице слабой, по силам управиться с невоспитанными дикими варварами? Никто не учил меня искусству власти. Говоришь ты, взяться за дела посложнее? Нет, мама, это вовсе не дела. Мама, это ночной кошмар! Нельзя ли отменить странную свадьбу? На звание царицы кочевников я не претендую. Мне жизнь спокойная милее.
Протараторив возражения, дева сникает, теряет осанку и смотрит с тоской себе под ноги, в пол.
Гость поднимает руки, с виноватым видом осматривает подмышки.
– Пять дней не мылся, за пот конский меня вы извините. Некогда было, спешили мы с Евкратидом. Мыло есть в Кангюе, как мылу не быть? Цветом чёрное, но оно не душистое, берёзой, елью, сосной отдаёт. Мази целебные у нас в изобилии, те, что у всех, – из трав горных на курдючном жиру. Будешь пахнуть бараном. Вкусом мази горькие очень-очень. Зимой на морозном ветру на губы намажешь, так неприятно долго-предолго во рту. Те же мази, что подороже, для людей познатнее, – на жире медведя, от них запахом будешь медвежьим. Бараны, медведи – славные ароматы! Хуже всего пахнет верблюд. А когда их много, скажем, с тысячу, может стошнить с непривычки.
– Пахнуть медведем?! Верблюды. А-а! – Лаодика-младшая поднимает глаза, полные слёз, на мать. Взирает с мольбою.
– Отменим твою свадьбу, так предоставим повод удобный для войны Кангюю. Война – непредсказуемое занятие и для сильнейших. Бактрия может в той войне и проиграть. По твоей вине, Лаодика, погибнет много хороших людей.
На этих словах супруги меридарх Евкратид согласно кивает головой. Оживает «таинственный гость», поясняет опасения точно в цифре:
– Шестьдесят тысяч всадников у Кангюя. Грозная сила! Для сборов военных кочевникам и месяца не потребуется. Не стал бы я злить хорошего союзника из-за воли какой-то строптивой девицы.
Кастор заполучает жгучий, полный ненависти взгляд Лаодики-младшей.
– Я не какая-то строптивая! Распоряжаетесь моей свободой, как… – успевает вставить рассерженная дева.
– Свадьбу твою не расторгнем. Ты же свято храни соглашение заключённое. – Закончив с дочерью, Лаодика-старшая обращается к Кастору: – Родня Диодота хочет поквитаться с Евтидемидами за прошлые унижения?
– То боги желают видеть справедливое возмездие за убиенных. Говорю так потому, что семья моя счастливо избежала смерти. Нам же, людям, следует смиренно следовать воле богов. За подлое коварство Евтидема воздастся его потомкам. – Кастор словно бы говорит давно заученное.
– Воля богов, слышишь, Лаодика? Именно такие мудрые слова я и хотела бы услышать от тебя. – С девой разговаривает уже не ласковая мать, но властная требовательная женщина из рода Селевкидов.
У младшей Лаодики широко раскрытые от удивления глаза.
– Мама, дорогая мама! Не узнаю твой нежный прежде голос. Какая перемена в тебе произошла? Чем я обидела тебя? Ты больше не любишь меня? Зачем отправляешь меня в далёкий Кангюй? Наказания нет страшнее