симфонического оркестра – маэстро Мокинелли. А вот если будет провал, то виноватым будет кто? Конечно же молодой концертмейстер (ну, что вы, какой он дирижёр!), который не продемонстрировал требуемую от него энергичность, не сумел овладеть сложным искусством управления живым оркестром, не справился, не достиг, не оправдал, не удовлетворил, не сфокусировался, не смог, не…
Роберто охватил гнев отчаяния. Он остановился возле какой-то исписанной граффити двери и со всей силы врезал по ней кулаком. С дверью ничего не произошло, а вот с кулаком наоборот. Острая боль заставила молодого человека вскрикнуть. Но зато он тут же забыл про всё остальное и побежал домой спасать руку.
Через час он ворвался в кафедральный собор с перебинтованной рукой.
– Отец Фабио, прошу вас, можете меня исповедать? П-прямо сейчас! Здесь!
– Садись. Слушаю тебя, сын мой.
– Отче, я хочу покаяться. К-каюсь в гневе.
– Это тяжелый грех.
– Да, отче… И поэтому мне самому тяжело. Вдвойне…
– Ты никого не убил?
– Нет! Она… Я сам виноват, что был настолько слеп.
– Что было причиной твоего гнева?
– Ревность.
– Ревность – это разновидность зависти. Это тоже тяжёлый грех. Ты ревновал свою жену к мужчине?
– Нет. Мы не женаты.
– Помолвлены?
– Нет. Но я просто… Отче, мне она… Я хотел… В общем, я случайно узнал, что у неё роман с другим. И об этом знали все, кроме меня. Но она мне ничего не говорила и вела себя так, будто со временем я смогу… Во всяком случае, мне так казалось.
– И с кем ты подрался? – отец Фабио кивнул на забинтованную кисть Роберто.
– С дверью.
– Ты пытался ворваться к ним?
– Нет, что вы. Это была случайная дверь… Меня охватило такое отчаяние… потому что я не знаю, как мне быть дальше. Со мной такое впервые.
– То есть раньше ты не пытался пробивать дверь кулаком?
– Конечно нет! – Роберто не заметил иронии.
– Этому тоже нужно учиться, – авторитетно вымолвил отец Фабио, словно в обязанности хранителя органа входили и уроки по проламыванию дверей. – Так, допустим, на органе ты можешь поиграть и одной левой рукой, но как же ты собираешься дирижировать?
– Я не собираюсь. Вернусь в Бари. Пусть он готовит свой оркестр к конкурсу сам.
– Что? Сын мой, ты не хочешь помогать нашему католическому оркестру? А ты понимаешь, что в таком случае к твоим уже совершённым двум тяжёлым грехам добавятся ещё лень и уныние? Может сразу стоит покаяться и в них? Хм… А не стоит ли за всем этим ещё и вожделение? Или гордыня?! – сурово вопросил монах.
Роберто молчал, опустив голову.
– Чего бы ты больше желал, – уже спокойнее спросил монах, – чтобы она была счастлива, или чтобы она провалилась в тартарары, вместе со своим избранником?
– Не знаю. Теперь мне всё равно.
– А, ну слава Богу, значит это не любовь.
– Откуда