дальше, баба всё пуще и пуще ненавидит падчерицу. Вот баба и говорит раз деду:
– Отведи да отведи ты свою дочку в лес: пускай её там звери съедят. Она ленивица, делать ничего не хочет, пускай пропадает.
Дед долго отказывался, жалко было ему дочку, да что ж с бабой поделаешь? Она его крепко в руках держала, и он её, как ведьмы, боялся.
– Что ж, собирайся, дочка, да пойдём, – говорит дед.
А баба уж так рада-радёшенька, словно праздник ей настал. Так проворно по хате суетится и харчи готовит.
– Вот это тебе, дочка, я и мучицы завязала, в одном узелочке пшеничная – галушечки или что другое когда сваришь, а это пшенцо на кулешик и сало.
Забрала старикова дочка харчи, заплакала да и пошла с отцом. Шли-шли, до леса дошли. Видят – дорожка.
Отец и говорит:
– Пойдём по этой дорожке. Куда она приведёт, там тебе и жить.
Пошли. Далече уже отошли от опушки, а лес густой, дремучий, что и просвету нет. Вдруг глядь – лощинка, а там пасека и землянка.
Вошли в землянку:
– Добрый вечер!
А дед встаёт с печи и отвечает:
– Здравствуйте, люди добрые!
Вот поговорили, разузнал, что за люди такие и зачем сюда забрались. Так, мол, и так, сказывают. И просит отец того деда, чтобы принял к себе его дочку.
– Ну что ж, дочка, оставайся, – говорит, – будем тут вдвоём жить. Летом я буду на пасеке сидеть, а ты тут себе огородик устроишь и будешь себе копаться да на зиму всякую всячину готовить. А зимою, хотя пчёл и домой забирают, а я всё-таки тут живу – вот и будет нам с тобой веселее, лишь бы твоя охота.
Вот побеседовал отец ещё маленько с дедом и говорит дочке:
– Рассмотри ж, дочка, что тебе мать дала, да и за работу принимайся – навари ужин, а я пойду дровец нарублю.
Кинулась она к узелочкам, глядь: в одном – пепел, а в другом – кусок кирпича с печки. Она так и заголосила.
– Не плачь, дочка, – говорит дед. – Ступай в чулан, там у меня всякая снедь имеется, набери пшеничной муки и сала возьми, вот и наваришь галушек.
Пошла она, набрала муки, тесто замесила, печь затопила и начала ужин варить.
Дед пошёл на ночь домой, в село, – ему надо было взять там ещё улейки и кое-каких харчей; а отец сказал ей, что эту ночь он здесь переночует, а завтра раным-рано домой пойдёт. А сказал он это только для того, чтобы дочка не плакала. Вышел из землянки, взял колодочку, привязал её к углу хаты, а сам домой поплёлся.
И только повеет ветер, а колодочка – стук-стук о стену, а дочка в хате:
– Это мой татонька дрова рубит.
Вот уже и ужин готов, а отец всё не идёт и не идёт в хату. Ждала она, ждала, а потом думает: «Пойду погляжу, где он». Вышла, обошла вокруг хаты – нету отца. А на дворе темень, хоть глаз выколи. Вернулась в хату – неохота одной ужинать. Походила-походила по хате.
«Пойду, – думает, – покличу, может, кто отзовётся».
Вышла, встала на пороге и кличет:
– Ой, кто в лесе, кто за лесом, ко мне ужинать идите! Никого не слыхать.
Она опять:
– Ой, кто в лесе, кто за лесом, ко мне ужинать ступайте!
Не