только после того, как мне исполнилось двадцать пять.
Интересно, как воспримет Реми, что после восьми лет учебы и подготовки ему придется ждать еще пять?
– А каким вы были в его годы? – спрашиваю я.
На лице архитектора появляется улыбка, хоть и немного натянутая.
– Высокомерным. Самоуверенным и переполненным грандиозными планами. Неспособным ценить тех, кто меня окружает.
– Что ж, значит, Реми действует точно по плану.
В этот раз магистр Томас усмехается, а затем встает и убирает выбившуюся прядь мне за ухо.
– Сделай мне одолжение, направь все силы на восстановление модели.
– Это займет несколько недель…
…Потому что я потрачу не меньше пары дней, чтобы просто разобрать все осколки.
Архитектор склоняется ниже, чтобы заглянуть мне в глаза.
– И поменьше общайся с венатре. Дело не только в валериановом чае. Не сболтнуть бы что-то лишнее, – говорит он. – Ты рассказала все, что знала. Большего ему знать не следует.
Я киваю, но не потому, что согласна, а чтобы показать: я услышала. И магистр уходит.
К тому моменту, как Реми появляется в мастерской, чтобы пройти в святилище, я успеваю собрать почти все куски, которые больше ни на что не годятся, в ведро, и разделить оставшиеся каменные блоки на несколько куч в зависимости от размера. Основание модели пока не трогаю. Прежде чем начать что-то строить, надо отремонтировать подставку.
Окно, ведущее на улицу, открыто, чтобы проникало больше воздуха и света, поэтому все утро в него заглядывают люди. Я не обращаю на них внимания. Но ближе к полудню, когда я соскабливаю раствор с блоков, расположившись в центре комнаты, свет опять заслоняет какая-то фигура. И что-то подталкивает меня поднять глаза.
Это Симон из Мезануса.
– Как вы себя сегодня чувствуете, мисс Катрин? – осторожно спрашивает он.
– Довольно неплохо, сэр. Но я проспала больше двенадцати часов.
На его лице застыло такое выражение, какое бывает у детей, которые ждут, что их отругают. Мне приходится опустить голову, чтобы скрыть улыбку.
– Я не ожидал, что чай окажется таким крепким, – прочистив горло, говорит он. – Простите.
– Извинения приняты. – Я поднимаю глаза. – Но, насколько мне помнится, я просила называть меня Кэт. Как все называют.
Кроме матушки Агнес. И Реми.
– На самом деле я пришел сюда именно поэтому, – говорит Симон. – Я могу войти?
Я киваю на двери не только потому, что нельзя отказывать венатре, но и из любопытства.
– Не заперто.
Толкнув дверь, Симон заходит внутрь и внимательно осматривает погром.
– Что произошло?
– Здесь была модель святилища. – Я встаю и смахиваю пыль с рук. – Ножки стола с одной стороны подогнулись и, ну…
Я пожимаю плечами. Еще одна полуправда. Перрета выбила одну ножку и сломала вторую.
Симон рассматривает крошечные осколки цветного стекла, которые разложил архитектор.
– Наверное, она выглядела великолепно.
Я