грязной течь канавой… Мимо с треском и воем пролетят мотоциклы с наездниками в черных и коричневых кожаных куртках. И вдруг под лучами неяркого, как бы отдаленного уже, но еще по-крапивному злого осеннего солнышка оживет городок… Хмельной, грубый, коренастенький с треском полезет из-под мусора и сонной с мухами тишины.
Поскорей свернешь в сторонку, туда, где сохранились еще улочки с домиками в садах, старушки в платочках и прячущая глаза молчаливость.
Похоронили хорошо
Быстро Савелий дошагал до домика, толкнул совсем покосившуюся дощатую калитку. Вот сейчас заливисто отзовется собачонка, а там распахнется сенная дверь и выглянет мама. Скажет, улыбаясь: «А я жду, жду; уже и пироги подошли. Вчера еще думала, ставить тесто или не ставить? А сегодня прямо перенервничала. Ну, слава Богу, приехал!» И заспешит повеселевшая старушка, захлопочет, всякие соленья выставит на стол, бруснички принесет… перечислит все свои припасы, что накопила к приезду, и станет предлагать: «Борщ будешь? Свежий сварила.. А то, холодной телятинки сейчас поешь, а потом уже горячее. Пироги неплохие вышли. С чем? А ты попробуй с чем?» «С капустой!» – охнет Савелий… «Тут – с капустой, – подтвердит мама очень довольная и с гордостью. – А эти – с рыбой, ты ж любишь! Пошла на базар сегодня ранехонько – нет рыбы. Потом один привез, видно, браконьер, ну, конечно, в одну минуту расхватали, и я три штучки купила, остистые окуньки, все руки исколола, пока кости выбирала».
* * *
Собачка заливисто отозвалась лаем на его возню с калиткой, а когда ступил
Савелий во дворик, белая собачка распознала его и примолкла, заскулила тихонько. Никто не отворил сеней. Он постучал в дверь. После стука послышались шаги, и в квадратном отверстии входа возникло чужое лицо.
– Савелий! – воскликнуло лицо женским голосом, и Савелий узнал соседку…
И так страшно вдруг почудилось ему во всем скоморошье, шуточное… вот сейчас эта пожилая женщина улыбнется и шепнет: «Что, испугался?!» А после спокойно скажет, мол, не надо пугаться, сейчас придет твоя мама. Попросила посидеть, беспокоилась, ты приедешь, а никого дома нет. Скажет и спугнет вплотную подступившую темную фигуру.
– …Похоронила хорошо… – меж тем донеслось до его слуха. – Да что ж ты стоишь? Так ждала она тебя, так ждала и не дождалась, – соседка дрогнула голосом и обнаружила слезу на левой щеке. Шмыгнув носом, она стерла капельку влаги концом платка.
– Хороший был человек, – то ли вздохнула, то ли всхлипнула старуха. – Побудь, говорит, в доме, пока сын приедет, поночуй, а то вмиг все разворуют. А он приедет, пусть делает что хочет…
На столе Савелий увидел множество всякой еды под белыми салфетками.
– Все беспокоилась, как ты будешь тут без нее, – пояснила соседка. – Наготовь, говорит, Власьевна, для него, чтобы не чувствовал, что меня нет. Пусть, как будто я тут. Вот, Савелий, как нескладно все получилось, – проговорила соседка и опять чуть не заплакала. – Ну, я пойду, – объявила она. – Если чего