же кое-что привязывало его к этому дому. Комната и балкон. Особенно балкон. Лепной когда-то, а теперь облупленный. Высокая стеклянная дверь, которая вела туда. Кровать. Она стояла так, что лежа он видел сквозь стекло совершенно отчетливо каменные перила и столбик лепной. Чудо комнаты и балкона заключалось в том, что в лунные, ясные ночи льющий белым светом диск смотрел прямо в стекло. Лежал он и видел над каменной границей перил черно-синее небо и серебряное круглое чудо. Там, далеко-далеко, холодное и загадочное. Нет, не зря астрологи связали с ней фантазию, воображение и безумие… Есть в ней что- то, есть! Что начинает шептать холодными губами прозрачные сказки…
Вот и сегодня он ждал восхода. Сияние разливалось. Луна всплывала из-под темной границы. Он, застыв недвижно, лежал и глядел. И такая же застылая глядела в стекло Луна. И в тот миг, как раздавался шепот лунного света, на угол балкона вроде облачко опускалось. А может быть, за шепот он принимал толчки крови в ушах? Присмотреться – и облачка никакого нет. Просто в этом месте чуть сильней белеют перила и столбик отсвечивал…
Кто его знает, было или не было? Только лежал он, и слушал и глядел на серебристое облачко…
Постепенно шепот становился яснее, громче, явственно начинали звучать слова, но смысла слов он разобрать никогда не мог. Пытался разглядеть кого-то скрытого в облачке, откуда доносился голос, и тоже не получалось.
Чем сильнее он напрягал глаза, тем прозрачней становилось облачко. Он вставал и подходил к стеклу. И видел – пусто на балконе. Чуть белее тот угол, где ему мерещился серебристый призрак. И кровь толчками о чем-то шепчет в ушах… В задумчивости, утомленный, он укладывался снова. Луна долго поливала его тонким, обманчивым светом, высвечивая белым лицо, и простыню, и угол перил. Толчки сердца переставали отдаваться в ушах, и шепот переходил в чуть слышное бормотание вдали. Потом и вовсе стихал, исчезало все. Он засыпал.
Чудилось или взаправду садилось облачко на перильца? Какая разница? Любил он слушать этот шепот, и это главное! Чуть наступало полнолуние, ждал с нетерпением, когда засеребрится угол балкона. Пусть даже то была видимость, греза пустая. Она радовала так сильно, что он боялся ее утратить, утерять, переехав в другое место. Потому и жил в старинном, двухэтажном особняке на углу трамвайного круга. А позади стеной стоял зеленый парк.
Так жил и… слушал шепот. Только вот никак не мог разобрать слова. Вроде и звучали ясно, а смысла не уловить. Как будто силы не хватает. Так разговаривают за стеной, и явственны голоса, а слов не разберешь… А разобрать, он чувствовал, очень нужно. Понимал, сердцем внутри, что, может, это и есть самое главное в жизни его, разобрать слова, которые шепчет серебристый призрак. И с каждым разом все острей, сильней становилось чувство, что на балконе кто-то есть. И застыв, мучительно он всматривался и вслушивался…
От полнолуния к полнолунию. Жил и ждал. Пока отчетливыми станут слова, которые шептал ему лунный свет, собравшись в серебристый сгусток на краю балкона…
И