заглядывал. Теперь же заглянул, и какой-то скользящей походкой внутрь проник тот, кого и ждал юный наследник рода Шубиных.
Проник, и остановился в шаге от прохода, нахмурив брови. Скорее всего от вида того, во что превратилась к утру кровать. Николаю его вид был знаком до мельчайшей морщинки на лице, Но теперь сознание в теле было совсем иным, и потому он с интересом разглядывал дядьку. Словно в первый раз его увидел. Ну, что сказать? Классическим казаком – с чубом, висячими усами, необъятными шароварами и шашкой за кушаком – Михаил Васильевич Дементьев не выглядел. Был чисто выбрит, коротко острижен, что было видно под головным убором, которому боярич сейчас сходу названия не дал. В селе такие называли… да никак не называли. Это был дядькин трофей с последней военной кампании. С той самой, два с лишком года назад, с которой отец, боярин Шубин, вернулся надломленным; медленно, но верно теряющим свой дар. Больше всего убор этот походил на тюбетейку, и был, по утверждению самого Мишки-казака, изделием штучным, магическим. Впрочем, на эту тему сам дядька распространялся мало, а боярич старался держаться от него подальше. Когда это получалось, конечно.
Лицо загорелое, скуластое; шрам над левой бровью. Ну, и глаза необыкновенные – ярко-голубые при характерной внешности жгучего брюнета. Коля предполагал, что в молодости дядька был ходоком не меньшим, чем сам боярич теперь.
– А может, и большим, – невольно улыбнулся он, – если только у него такого же строгого дядьки не было.
Эта его улыбка заставила, наконец, отмереть пожилого казака. Но прежде, чем лицо его приняло привычное отеческо-строгое выражение, боярич огорошил его словами, которые и сам только что не собирался произнести. Почему вырвалось? Да потому что понял – если и есть кто в этом мире, кому мог безраздельно доверять юный Шубин, так это вот этот человек. Ну, всей подноготной сегодняших событий Коля выдавать, конечно, не стал, но самое важное именно для Михаила выпалил:
– Дядька, кажется дар у меня проснулся.
Казак может и не поверил, но обрадовался сильно. Кажется, даже глаза его выплеснули в мир порцию энергии синего цвета.
– А может, и не кажется, – чуть помотал головой боярич, словно прогоняя видение, – мне-то не говорили об этом. Но что дядька Миша сильнее и ловчее обычного человека, это точно. Может, не только в тренировках тут дело. И в книгах было писано, что есть у казаков свое колдунство. Характерниками таких называли. Спросить, что ли?
Но первым спросил дядька:
– Как понял-то, Николай Ильич?
Спросил, и сам вроде как устыдился; ну, и юношу в смущение ввел. Потому что так вот, по отчеству, его в первый раз назвал. Прежде-то, с подачи боярина, только по имени, да бояричем. Николай смущение преодолел первым. Ну, или просто очередь его пришла, отвечать. Дядьку он встречал сидя, и вытянув ноги вперед. Теперь же, вскочив на ноги едва ли не так же ловко и стремительно, как это делал дядька, ткнул