ложками.
И теперь уже стреляться захотелось ротному. Нужно было идти и будить комбата. Но тот уже и сам проснулся, причём вместе со всем батальоном. На высотке что-то грохнуло, треснуло несколько раз короткими, злыми очередями и затихло. Потом зашипело, хлопнуло ракетами и засветилось зелёным, малиновым и белым, – Косаченко искал ложку. А за дувалом осветились лица офицеров, у одного соответственно зелёное, у другого белое. Они во всём происходящем искали смысл. А смысла не было, происходил кошмар. Причём совершенно неописуемый, и его ещё предстояло описать начальству. Но тут, как из-под земли, чёртом из табакерки выскочил запыхавшийся Старков и виновато сообщил:
– Мы там это… Высотку взяли! Косаченко спрашивает, дальше что?
Оказалось, прошли по арыку, да так удачно, что на высотку попали почти без хлопот. И комбат молниеносно приказал:
– Первый, второй седьмой, к третьему, быстро!..
– Девятой поднять завесу!
И разбуженная девятая завесила огнём седьмую роту. Та с треском ломанулась по арыку и скоро донесла:
– «Костры» в сборе!.. Двухсотых нет!
И комбат не поверил своим ушам. Для того, чтобы эту высотку взять, нужно было дождаться рассвета и прикрыться вертушками. Нужно было подтянуть бронеколонну, разведать цели, разместить корректировщиков. Нужно было обеспечить прикрытие сапёрам, прикрыться соседом, обмануть противника обходным. И много, что ещё было нужно, а оказалось, что всё, что для этого нужно, – ложка. И ведь никто не поверит, совершенно несусветная чушь. А, главное, непонятно, что теперь со всем этим делать, не с высоткой, конечно, а именно с ложкой. Налицо грубейшее нарушение дисциплины, но ведь и высотка тоже налицо. И замполит предложил:
– Забыть. Никакого самохода не было, а была инициатива в сложной боевой обстановке.
Но забыть не удалось. Инициатива грохотала на высотке так громко, что её услышал со своего КП даже Папа:
– Третий, у тебя что?
– И комбат честно ответил:
– Геморрой… Третий седьмой взял ноль шесть!
– Хорошо! – обрадовались на КП. – Подтягивай туда всё, что есть…
А что у комбата было? Плохое настроение и потрёпанная под высоткой восьмая. А с высотки спускался в зелёнку взмокший от пота «геморрой». Его пришлось снять, чтобы усилить восьмую, и комбат пошёл выяснять:
– Идиоты!.. – начал он – Вам кто разрешил?.. А если бы на мины?.. А если бы вообще…
А идиотом чувствовал себя сам, потому что как ни крути, а взяли, и на отбитой высотке сейчас спешно обтягивалась минными полями хозяйственная седьмая.
– Да вы у меня!.. Да я вас!.. – завёлся комбат.
Но что он их, рассказать не успел. Минные поля стали срабатывать, и на высотке началось такое, что комбату вместе со своим «геморроем» и всей восьмой пришлось срочно заняться делом. Над высоткой загудело, завыло, завизжало противными рикошетами. Весь противоположный склон замелькал неуловимо-беглыми огоньками одиночных выстрелов. Восьмой пришлось оттягивать огонь на себя, и оттянула она его столько, что чуть было от этого огня вся и не погорела.
Два