или самой осматривать нашего «больного»…
Тай скептически на меня посмотрел, но стоило ему открыть рот, как в комнату вошла Роза, возвещая своим звонким голосом, что завтрак на столе. Это была высокая, стройная девушка с серыми глазами, тёмно-красными кучерявыми волосами, бледной кожей и россыпью серо-зелёных пятен на правой кисти. Одежда была простой – чёрные туфли на широком и низком каблуке, тёмно-синяя юбка и белая блузка с длинным рукавом, на плечах лежала бордовая шаль, украшенная розовыми львиными зевами. Она повернулась к нам и строго спросила:
– Что с Йоханом?
– Ему нездоровиться… – начал я, стараясь смотреть в одну точку.
Роза, нахмурившись, начала принюхиваться. Ей довольно быстро удалось учуять запах этой дряни, а так же найти ту самую бутылку, которая, к тому же, была неплотно закрыта и протекла.
– Опять он этого налакался, подумать только! Каждую неделю одно и то же! Где он только их берёт? Тай? – мальчонка уже собирался скрыться за дверью, но услышав собственное имя, застыл как вкопанный.
– Д-да, м-мисс Роза…? – дрожащим голосом пропищал он.
– Ты же с ним постоянно таскаешься, откуда он берёт эдекоперку(настойка на подгнивших пауках)?
– Я… я не знаю… ч-честно… – он дрожал и запинался, но смотрел прямо в глаза сердитой Розы. – Он всегда прогонял меня, когда ходил за ней…
Красноволосая девушка, цокнув языком, закатила глаза:
– Всё с вами ясно! Иди завтракать, я сама, – последнее слово она выделила особенно, сердито сверкнув в глазами в, нашу с Йоханом, сторону. – Расскажу обо всём миссис Танкевикнэ!
Тай, а за ним и Роза скрылись за дверью, через какое-то время затихли и их шаги по коридору. Едва ли Йохан мне этого простит, но я правда не знал, как смягчить сердце Розы.
Тай, как я его и просил, принёс мне тарелку остывшей каши, ломтик хлеба и сладкий чай, Йохан ещё спал и проснулся лишь к обеду с ужасной головной болью, но и та быстро прошла, уступив место другой, предсказуемо явившейся после порки чёрной сконью. Я смотрел на экзекуцию, кусая губы. Почему-то мне казалось, что всему виной моя халтура.
Когда это кончилось и злой на весь мир Йохан, опираясь руками на сидушку табурета, поднялся с колен, принялся натягивая штаны. Потом он пошёл к нашим койкам, смотря исключительно в пол. Я подался к нему и произнёс:
– Йохан, я… – он опалил меня злобным взглядом ещё зеленоватых белков, и я заткнулся, слишком уж громко клацнув зубами.
Остальную часть дня он провёл на своей койке и у меня с Таем не было ни единого шанса добраться до эдекоперки и избавиться хотя бы от этой бутылки. Впрочем, он бы, обнаружив пропажу, однозначно направился бы за новой.
Весь этот мучительно долгий день меня развлекал Тай, решивший, что это его священный долг – провести для меня экскурсию по приюту. Здание было невероятно большим, с красивой и богатой отделкой. Мраморные барельефы поражали обилием мелких деталей, стены были украшены жутковатыми портретами дворян в вычурных рамах, канделябры