он закрыл дверь, Габриэль стянула с себя черное платье подобное тому, которое было на Рене – лаконичное и облегающее, – оставшись в черных плотных колготках и черном же спортивном топе, который ненавидела, но даже не думала о том, чтобы заменить. Она присела на бортик ванны, чтобы в деталях рассмотреть интерьер ванной комнаты. Здесь витал тонкий аромат цветов, чистого белья и чего-то пряного. Габриэль почему-то подумалось о растертых в пальцах табачных листьях. В оформлении преобладали золото и черный мрамор. Им была облицована ванна у стены с позолоченным краном прямо в стене. Ее широкие бортики вполне позволяли, как со смущенной улыбкой представила Габриэль, расставить свечи и поставить пару бокалов вина. Здесь все же был душ, в ногах ванны, но он явно был далек от того, к которому привыкли они с Гарретом. Там вполне могло разместиться человек пять. У противоположной стены белел подвесной унитаз, над которым висела нейтральная картина с какой-то абстракцией в золоченой рамке. По всему периметру, не считая стены, занятой ванной и душевой, и блоком с унитазом, тянулась монолитная мраморная столешница, уставленная разными мелочами: золочеными подносами с флаконами, стопками благоухающих чистотой полотенец, небольшими растениями и вазами с букетами белых и красных цветов. Габриэль подумала было, что они искусственные, но подойдя ближе с удивлением поняла, что цветы настоящие.
Она поймала свое отражение в огромном, от столешницы до потолка зеркале, которое располагалось у стены напротив двери. Ей показалось, что она выглядит еще бледнее, чем обычно. Габриэль подошла к зеркалу и, опершись обеими руками о столешницу с двумя белоснежными раковинами, критически изучила отразившееся в нем лицо. Как и Рене, она отметила багрово-пурпурные веки, из-за чего глаза, и без того довольно глубоко посаженные, казались утопленными в глазницы. Но в остальном они выглядели здоровыми и – что самое главное – сытыми, о чем свидетельствовал чистый синий цвет радужки. Габриэль помыла руки, ополоснула лицо прохладной водой и бегло осмотрела столешницу в поисках зубной пасты, но вместо нее случайно наткнулась на еще одно зеркало, круглое, на позолоченной ножке, и невольно рассмеялась, обнажив клыки – совсем небольшие, что опять же говорило о сытости, белоснежные на фоне бледно-багровых, будто зацелованных губ.
Габриэль распустила волосы, и они, обдав ее ароматом духов, рассыпались по плечам, укрыли спину плотным серебряным покрывалом до самой поясницы. Критическому осмотру подверглось и тело, ненавидимое ею, казалось, целую вечность. Стройное, даже хрупкое телосложение не добавляло ей зрелости – скорее отнимало лет пять. Габриэль коснулась пальцами кулона на прозрачной цепочке, подарка Гаррета, который она носила не снимая. Красный камень подчеркивал цвет ее глаз – до недавнего времени, когда кровь Гаррета не окрасила их в синий. Габриэль провела ладонью по небольшой груди, ощутив под подушечками пальцев остроту сосков, и мечтательно улыбнулась от воспоминания о том, как совсем недавно Гаррет целовал их. Спустилась ниже, к животу. Воспоминание сменилось со сладостного на омерзительное,