скамейки и развязали мою стопку. Затем его. После вскрытия стопок минут пять я молча слушал, как Витька ругал библиотеку и Кулешова. Все восемь книг у него были по высшей математике, а у меня все шесть – по физике.
– Твою ж медь, что за день! – злился Витька. – Как утром разбил чашку, так и пошло все боком! Еще этот бабуин Кулешов сбежал… Пошли обратно.
А бабуин Кулешов, оказывается, не сбежал, а сидел у гардероба на первом этаже с двумя девушками из нашей группы – Леной Ваниной и Светой Долотовой и развлекал их анекдотами. Ванина и Долотова скооперировались насчет учебников, а Юра взял подряд (вот только немного народ рассосется) на доставку их книг к месту назначения. Не знаю, как мы с Витькой их не заметили, когда выходили.
– Что вы носитесь туда-сюда? – дружелюбно спросил Юра, когда Витька навис над ним…
…В первую неделю шли одни лекции, было интересно и даже немного весело. Все старательно записывали лекции в тетради, которые (стыдно вспоминать) в то время были отдельными для каждого предмета. Потом начались семинары и лабораторные занятия, и стало не так привольно. Преподы непринужденно обвешивали нас двойками, а двойка – это вам не обычная пара в школе. Двойка первокурсника в институте – это такая пакость, которую нужно было исправлять, и не когда-нибудь в светлом будущем, а сразу. А сразу преподу обычно было некогда. Он назначал какой-нибудь день, когда тебе больше всего неудобно, или, что было еще хуже, приглашал к себе на занятия с другой группой. И ты сидишь там, что-то считаешь или решаешь, а эта другая группа смотрит на тебя, вроде бы, с сочувствием, но и с опаской, мол, не заразный ли. Правда, так, в одиночку, мы отрабатывали свои двойки редко. Обычно почти всей группой. Что и говорить, в нашей 12-й группе были собраны одни профессора и академики, и мы обрастали двойками, как бараны шерстью, быстро и качественно. 13-я группа, где числился Мирнов, по успеваемости была еще хуже, а 15-я с Германсоном в составе – чуть лучше. Наиболее «продвинутой» по качеству студентов была 16-я группа, которая на занятиях частенько была представлена одними девчонками. А девчонок в энергетическом институте тогда было немного. У ребят учеба часто совпадала с другими, более важными событиями. «Если пьянка мешает учебе, то брось ты на хрен учебу свою», – пели ребята из 16-й группы. Да и не только из 16-й… Рассказывали, что наш деканат, зорко следивший за успеваемостью первачков (причем нам казалось, что старшими курсами они вообще не интересовались), даже удивлялся: откуда у них в этот год столько идиотов? Начинала наша 12-я группа свой пятилетний полет с 26-ю студентами на борту, а закончила с 16-ю. Причем на второй курс через год перевалилось только восемнадцать студентов, восьмерых потеряли, а за остальные четыре года только двух, и то по причинам, не связанным с учебой. Учеба припекала, но все же основная драма первых студенческих дней и недель у нас с Андрюхами разворачивалась не в аудиториях. В общаге она разворачивалась. Наша пятая комната прослыла в ней как образец… Как бы так сказать, чтобы звучало толерантно?