Конечно, если б родился я где-нибудь на Востоке, то, скорее всего, был бы упертым хасидом или фанатичным исламистом, в силу воспитания. Все эти тусовки нужны в основном для защиты коллектива, сообщества, от внешней агрессии. Человек же создан индивидуумом. И это, очевидно, неспроста. В этом есть определённый смысл, а, если хочешь, замысел.
Как-нибудь поболтаем об этом. Возможно, я и не прав. Я не какой-нибудь твердолобый сноб. Если мне доходчиво что-то объяснят и докажут, я запросто могу принять другую точку зрения. И даже спасибо скажу.
Лёша озадаченно задумался, и Алексей Михайлович, о чём-то вспомнив, продолжил:
– Ехал я как-то на поезде по Казахстану. Времена были сложные, начало девяностых, везде разруха, безработица. За окном – унылый, выжженный солнцем пейзаж казахских степей… Вышел я покурить в тамбур, а там стоит молодая женщина-казашка, одна из трёх, что зашли в поезд на предыдущей станции. Они ходили по вагонам, продавали лимонад в бутылках и какие-то дешёвые конфетки. На следующей станции они должны были выйти и сесть на поезд в обратном направлении. Эта женщина, как бы оправдываясь, сказала: «Вот, ходим по вагонам, продаём, но если не хочешь ничего покупать, то давай просто поговорим». И на чистейшем литературном русском языке она стала рассказывать о своей жизни. Муж где-то пропал, уехав на заработки, а у неё четверо детей и каждого накормить надо, а если кто заболеет, то и лечить как-то. А как? На всё деньги нужны. А работы нет – разруха. И вот, когда положение становится совсем безвыходным, безнадёжным, вот в таких случаях есть у неё свой секрет. Жила у них когда-то русская бабушка-переселенка, и от неё осталась икона, которую эта женщина, ещё будучи девочкой, спрята-ла, после смерти бабушки. И, в тяжелейших ситуациях, она тайно доставала эту икону и молилась этому Богу, исцеляющему души и тела людей. И это как-то облегчало её отчаянное состояние, придавало сил, и при этом сама жизнь каким-то чудесным образом налаживалась.
А ведь я тогда не сказал ей ни слова, – продолжил Алексей Михайлович. – Не знаю даже, почему она мне открылась, видимо, наболело… Вот такая простая история.
– Похоже, эта история произвела на тебя большое впечатление? – спросил Лёша.
– Да, – ответил Алексей Михайлович и, усмехнувшись, добавил: – Я тогда сам был в отчаянном положении. Может быть, тогда мне и захотелось, чтобы у меня была икона в доме. Но рассказ, в общем-то не об этом.
– Этим рассказом ты хочешь сказать, что в сложных, безвыходных ситуациях отчаявшийся человек будет молиться любому богу, лишь бы обрести хоть какую-нибудь надежду на спасение?
– И не только богу… Я думаю, отчаявшаяся мать и душу заложит кому угодно за своих детей. И лично у меня язык не повернётся осудить её за это.
– У меня тоже, – подумав, сказал Лёша.
Чтобы сменить неожиданно-пафосное настроение, Алексей Михайлович поинтересовался:
– Лёша, ну а ты, как я вижу, профессиональный художник? У тебя, вон, и этюдник серьёзный.
– В детстве