а я…
Если я не сошла с ума, то со мной точно что-то не так.
Чтобы отвлечь меня, Катя принялась болтать обо всем и ни о чем.
Я не стала возвращать ее к моим баранам. Но все тот же рациональный мозг подсказал, что мое сумасшедшее спокойствие и равнодушие началось еще до Наташи.
Возможно, оно началось до смерти Степы.
А что если я сама умерла раньше, чем он.
Кате этого знать не стоило.
Мы пили вино, ели сыр, болтали, даже немного смеялись. Благодаря подруге я чувствовала себя живой. Мы застряли на кухне до ночи. Катя уговорилась остаться на ночь. Я пошла постелить ей в гостевой комнате.
– Кстати, Мирон не объявился? – спросила она, пока я доставала белье из шкафа.
Меня моментально прошила вспышка гнева.
– Нет! – рявкнула я.
– Ты ему звонила? – не унималась Катя.
– Конечно, звонила. Он все-таки его родной брат. Личный номер вне зоны. Агент сказал, что этот придурок ушел в горы и не отвечает на телефон. Диджитал-детокс у него для вдохновения. Сволочь.
Я швырнула наволочку в сторону, чтобы застелить Кате простыню.
– Воу, ты чего завелась, киса? – сразу заметила она мое раздражение.
Идея затащить Катерину к себе на ночь сразу перестала мне казаться удачной. Она слишком хорошо меня знала и моментально заметила вздернутые нервы.
– Я не завелась. Просто бесит его безответственность и эгоизм. Только Мирон Бероев так умеет. Его не волнует никто, кроме себя самого.
– Ты злишься на него?
Катя снова попала в яблочко, и меня это взбесило окончательно.
– Конечно, я злюсь. Он единственный близкий родственник Степы, Кать. А я не могу ему сказать лично. Он не был на похоронах и узнает о смерти брата от агента, скорее всего. Что за дерьмо, а?
– Я не об этом, – очень загадочно продолжила Катя. – Ты злишься на него за ту историю. Когда вы учились в универе.
Я почувствовала, как щеки вспыхнули. Воспоминания обожгли стыдом, болью и обидой. Я вдохнула глубоко, чтобы не всхлипнуть. Мне удалось сохранить невозмутимость с трудом.
– Глупости, – соврала я. – Сто лет прошло. Мне плевать.
– Точно? Тебя трясет прям как… тогда.
Катя забрала у меня вторую подушку, и сама засунула ее в наволочку. Я и не заметила, что руки дрожат. Пришлось спрятать их в карманы брюк.
– Глупости, – повторила я. – Я… Мне… Мне просто хотелось хоть какой-то поддержки от близких Степана. Нелегко быть сильной среди всего этого кошмара.
– Ох, конечно. Бедный ты мой человек.
Катя обняла меня, растёрла ладонью спину. Я тоже сжала ее покрепче, чтобы скрыть дрожь. Все мое тело вибрировало из-за разговора о Мироне. Из-за воспоминаний о самой ужасной ночи в жизни.
Я вздрогнула.
Самой ужасной ночью должна быть та, когда умер Степа. Но даже сейчас я так не считала. Первое место среди ужасных ночей занимал Мирон. Оттуда даже мёртвый брат его не скинет.
Если честно, я даже обрадовалась немного,