не обращал… Да и понятно. Чёрная, как головёшка, жилистая, а не фигуристая, да с придурью – всё в небо пялится, ворон считает. Во всяком случае, в глазах Ортея я выглядела именно такой.
А ещё я подслушала разговор отчима с Лив. Та уговаривала его не трогать меня ещё хотя бы пару лет – все же знают, что дети с долей драконьей крови развиваются дольше! А тот смеялся, что зато драконята – двужильные. И, мол, ничего, справлюсь. А вот выдать меня замуж, да лучше в другую деревню, надо поскорее – пока в разум не вошла да не вспомнила, что из кровных родичей первого хозяина одна осталась. А то начну долю в приданое требовать, а какая тут доля, когда у самих дочери, причём Милка и Белка – почти на выданье, да сын подрастает?
Как бы то ни было, с того разговора прошло больше года, а меня никто пока не беспокоил. А сама я очень усердно поливала огород, чтобы иметь повод почаще бегать к колодцу. Впрочем, толку от этого не было никакого – только душу травить.
Зато подросла я уже настолько, что стала ходить на девчачьи вечеринки и посиделки. Хорошо! Вроде рукодельничаем – с мотками шерсти, спицами или крючками, сидим в светлой горнице, как бы вяжем. А на деле – хихикаем, да обсуждаем, кто за кого по осени, как в деревню приедет на пару дней священник храма из Бердена, замуж пойдёт. А снаружи в окна парни заглядывают. Или вырезанные из тыкв страшенные рожи на палках суют, чтобы мы визжали. Весело!
Пока вспоминала, почти дошла до колодца. Ой, в доме Бора занавеска шевельнулась. Интересно, кто там?
– Син! Да что ж за место заколдованное! Который раз вижу, что ты идёшь-идёшь и вдруг раз – столбом застыла! – смех Тиры прервал воспоминания.
Подружка подбоченилась, прищурилась, уставилась пристально:
– Или не в тропинке дело?
Я замотала головой и, повернувшись, гремя вёдрами, припустила к срубу впереди.
– Угадала! – раздалось сзади.
Ну вот, к вечеру вся деревня будет знать, что я сохну по Бору…
Знала бы, чем обернётся моя рассеянность… Но разве могла я предположить, что Ортей, до которого тоже докатились слухи, что падчерица влюбилась, поступит так? Я-то, наоборот, смутно надеялась, что отчим захочет помочь, сходит, потолкует с отцом Бора, как заведено. Что я надену вышитую красной нитью белую рубаху, которая уже три года лежала в моём сундуке для приданого, голубые бусы, оставшиеся от мамы, хорошую синюю полотняную юбку с поясом-шнуром, украшенным кистями, и нас с Бором оставят в избе вдвоём – поговорить. Вдруг всё б и сладилось? Ведь вот же она, возможность мирно уйти из дома… и бабушка была бы рядом…
Да только либо Ортей знал, что шансов у меня нет, либо полагал, что отец Бора кусок поля за мной потребует, и всё вышло совсем не так. Отчим уехал. На целых два дня. А вернулся не один, а с незнакомым мужиком своего возраста. Тот сразу мне не понравился – почти квадратный, какой-то злой, и борода длинная, как у козла. И всё щурился на меня, пока я помогала коня распрягать.
А после ужина отчим позвал меня в горницу, где за столом, с бутылкой первача, сидел с тем самым дядькой.
– Вот,